Пламень очистительный - [38]

Прародина всего живого, в том числе неблагодарного стражника — вода заботливо подернулась аппетитной по утрянке-то ледяной корочкой, но была из кувшина с пренебрежением выплеснута, а керамическое вместилище нагло занял несравненно более циничный, зато менее щадящий пьющие организмы напиток. Остатки сивухи караульщик по-братски разделил с пребывающем в тяжком, сонном забытье напарником: наскоро отхлебнул, сколько влезло — остальным попрыскал на приятеля для пущего запаху. А, почитай, опорожненную четверть с не растревоженным глотательными потрясениями, стойким, мелового цвета осадком заботливо сунул дрыхнувшему в теплые объятия. Приятель, хоть чего-нибудь стиснув, от накативших сладкой волной эротично-алкогольной направленности сновидений пуще прежнего принялся причмокивать слюнными выделениями.

Чего с пропойцы взять? Выдул и выдул себе, хоть кол на голове или на другом телесном органе теши — выдутого не воротишь. — Караульщик остался весьма доволен проявленной сметкой и поспешил обслужить настойчивых, при деньгах, стало быть, клиентов.

— Принимайте выпивон, люди достальные, покоя с вами нету да никакого уважения к фортификационным учреждениям. Официально патентованная торговлишка лишь ночная, а вовсе не утрешняя, так что за неурочное обслуживание не грех накинуть другой, третий двугривенный, — не преминул торгаш набить цену. — Разницу усекли? Вот и гоните рубленый без разговору, а за гнилую полушку продажа только в нощи, в свою тару да навынос. Ясно?

— Ай да молодцы! Лихо гостей привечают, только, видно, хлебосольство, как традиция, отмирает окончательно — надо будет Этнографический отдел проинформировать. Итак, что же преподносят вместо хлеба-соли? — Придирчиво принюхался один из гостей незваных к поднесенному, тогда как другой, видом порешительней, пригубил, сполоснул рот и выплюнул.

— Пробирает, — поделился решительный гость вкусовыми впечатлениями.

— Похоже, горючий материал. В период с потрохами запроданной нефти, это, должно быть, самое дорогое, что могут преподнести жители. Интересно, каким цветом горит поднесенная жидкость?

— Если судить по крепости, то гореть должна классическим, синим пламенем. — Утер молодцеватого вида баскак щегольские усики и передал приятелям кувшин да бунчук, чьим древком до сего времени, что есть силы, дубасил то в вежу, то в ворота.

— Примите, други… то бишь, нукеры, огненную воду — глядишь, для чего-нибудь сгодится…

Нукеры, все как один, заметно оживились и зашмыгали доселе безнасморочными носами.

— … подпалить чего, я имею в виду.

— Правильно мыслишь, командир… э-э, нойон. Онголы были знакомы и зачастую применяли горючие смеси не по прямому назначению, а при осадах, штурмах. Так что можем сжечь ворота запросто: подобные случаи не являлись редкостью и впервые отмечены в здешних краях столетий семь-восемь тому назад…

— Ясно, консультант, но ты бы лучше записал в путевых скрижалях, кто снабжал агрессоров этой жидкостью.

— Непременно, ведь имеющий место прецедент несомненно достоин внимания! Получается, что у онголо-отар напрочь отсутствовала служба тыла: всем необходимым снабжало автохтонное население, даже горючими, а то и смазочными материалами. Не отсюда ли пошли напалм и огнеметы, не здесь ли истоки зарыты? Ведь горшок можно использовать в качестве метательного, зажигательного снаряда. А если обычай на всякий стук отдариваться горшками — чему мы свидетели — пришел издревле, то понятно, почему с рекордной скоростью и легкостью испепелялись грады, рушились тверди!

— Если дебош с боем посуды намечаете, то плата за тару отдельная! — В бойницу вместо руки, напрасно ждущей затребованную цену, в негодовании просунулась, потрясая отвислым носом, осоловелая рожа с непродранными, опухшими глазищами. — Рубленый гони, погань алкашная!

— Погань? Да-да, погань, именно это конкретное определение соответствует дошедшему из веков терминоописанию. Вот, например: «Да укоришеся погани и побегоша платие все помятоша». Или вот…

— Да на кой ляд мне обноски? Налик гони, а то нашинских щас кликну, всех на ноги подыму да с кулевринки затинной ка-ак бабахну — лохмотья от твоего платья и полетят! Ну что, будить? — голосом, полным фальшивой уверенности и осознания невозможности в явь претворить обещанное, все же выдвинул ультиматум караульщик и, во исполнение служебного долга, судорожно пытался нашарить чекан на поясе.

— Ну-кась, подойди кто поближе, чтоб разглядеть рожу нахальную для последующего в суде опознания. — Вытащил-таки из-за пояса чекан, а теперь старался морду с плечом из капкана бойницы вызволить.

— Чего, бедолага, заклинило? — Подогнал коня вплотную к башенной веже нойон, не чуждый подозрительной для изуверского чина готовности оказания помощи ближнему своему, да с одного толчка впихнул застрявшего стражника на рабочее место. — Открывай ворота, чего зря томишь?

— Я тебя потомлю, сейчас, сейчас… — Из бойницы высунулась рука, на сей раз с чеканом, и ну молотком в опасной близости от нойонова носа размахивать.

— Вот это номер! Ну, брат, ты меня удивил: по началу, вроде, встречал чин-чинарем, а теперь… аль приключилось чего?