Письмо самому себе - [34]

И с ней жестокость сновидений:

Тебя нашел: «Уедем прочь!»

Молчишь в ответ… Мы по ступеням

Идем к каким-то поездам.

Ты вот сейчас за этой дверью.

И нет тебя. И по утрам –

В стократ отчаянье потери.

МУЗЫКА

Концерт

Над оркестром – пущенной в ход машиной,

Блестящей и смазанной хорошо, –

Одичав, метался маэстро, одержимый

Чьей-то страшной и хладной душой.

Над оркестром, бесформенный и текучий,

Колыхался композитор-вампир,

В дирижера вселялся и скрипки мучил,

Предвкушая обильный и сладкий пир.

Судорогой рук и скачками темпов

Торопил прорыва упругий бурун,

Рыча сквозь медные горла инструментов

Голосовыми связками струн.

И когда наконец упырь-композитор,

Расширив несуществующие глаза,

За столб пограничный, за черный пюпитр

Невидимым облаком вылился в зал

И сердце сидящего в кресле потрогал

Гобоя нежной губой,

Уступом взбежал до затылка восторга

Холодный и страшный прибой.

ANDANTE CANTABILE

Два голоса

здесь –

Ты мне не можешь отвечать.

Что пользы в этом позднем разговоре?

Наложена тяжелая печать

На дверь к тебе, и двери – на запоре.

там –

В лунном и синем потоке

Голос мой ищет тебя.

Где ты, бездумно-жестокий? –

– Всё я простила, любя…

здесь –

Я здесь с обломанной душой,

Как листья, дни последние роняю.

Закроют скоро мне мой счет большой,

Но горький счет к тебе я сохраняю.

там –

Милый! Разорваны списки,

Все уплатились долги!

О мой далекий и близкий,

Больше себе ты не лги!

МОИМ УЧИТЕЛЯМ СЕРЕЬРЯНОГО ВЕКА

1. Орхидея

И, тая в глазах злое торжество,

Женщина в углу слушала его.

Н. Гумилев

Я когда-то был кошкой, большой и пятнистой,

С золотыми топазами чуть прищуренных глаз.

Как змея, я скользил между шепчущих листьев

И с удавом древесным я сражался не раз.

В том лесу, где я жил, рос цветок ядовитый.

И ему поклонялись дикари той страны,

Потому что он страшен был, с пастью открытой.

Из которой сочились капли яда — слюны.

После влажного полдня томилось всё, млея.

И,в растеньях ползучих свернувшись в клубок,

Я был точно цветок этой злой орхидея,

В черно-бархатных пятнах золотистый цветок.

Я такой ж теперь, осторожный и хищный,

И чужой посреди мне враждебных людей.

Но душа обреченно опять ее ищет –

Орхидею-пантеру среди орхидей.

2

Слухом невольно ловлю

Лепет зеркального лона.

К. Бальмонт

Кто-то таинственный в белом

Начал певучий рассказ:

«В сумрак ты смотришь несмело

Взглядом невидящих глаз.

Нежно струится дрожанье

Тонких невидимых струн.

На пол легли от гераней

Тени неведомых рун.

Выйди и встань обнаженной,

Сдайся томлению грез:

Слышишь – целую влюбленно

Лунное золото кос».

Месяц прозрачный и белый

Пристально смотрит и ждет.

В сумраке спальни несмело

Кто-то навстречу идет.

3

Ты оденешь меня в серебро.

И, когда я умру…

А. Блок

«В этот яростный сон наяву

Опрокинусь я мертвым лицом…»

– Но ведь это обман, что живу:

Я смотрюсь в зеркала мертвецом.

Вот, когда-то подругу любил…

Но любовь не нужна мертвецу.

Снежный холод концами зубил

Подбирается к сердцу, к лицу.

Над снегами морщинистый шар:

Багровеет небесный Пьерро.

Вот и всё: холодящий угар,

И насквозь в волосах серебро.

4

Рассыпался чертог из янтаря…

И. Бунин

«Рассыпался чертог из янтаря…»

С берез летят последние дукаты.

Закат тускнеет, медленно горя,

Стволы чернеют в золоте заката.

Но скоро ночь: колючий проблеск звезд

И сине-черного Ничто отрава.

И угасает, величав и прост,

Закат – последние минуты славы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я в наш дом возвратился совсем уж ночью:

Дом был пуст и незаперт – покинут

(Был за городом где-то: большие участки).

Иногда только в нем где-то в комнатах дальних

Появлялся отец мой (давно уж покойный).

Он был очень, и тоже как я, озабочен:

Между нашим и домом соседа

На свободном участке вулкан вдруг прорвался,

Небольшой, но дошел до вторых этажей.

Все, конечно, боялись, что треснет земля

И весь пригород лавой зальется,

И поэтому всё было пусто.

Только кот полосатый остался,

Почему-то со страхом меня избегая,

И, что хуже всего, сам не мог разобрать я,

Что живой или мертвый хожу сам в потемках.

ДВОЙНИКИ

Памяти Сергея Михайловича Третьякова

и Бориса Анатольевича Нарциссова

Видали ль вы портретных двойников?

– Не идентичных близнецов обычных,

А совершенно посторонних, разных лет?

Я встретил раз таких, – и никакой ошибки:

Один – студент; мы вместе были в Тарту.

Другого – встретил на войне случайно.

Так говорится, что у идентичных

Судьба, болезни, смерть – все те же.

А как у этих, – у «вторых изданий»?

Я думаю, что там судьба сложнее.

Попробую в стихах здесь рассказать

Про собственных – увы! ушедших

Не двойников, а уж скорее тройку.

Конец двадцатых. Сонный Дерпт,

Академический эстонский Тарту.

А там поэты: Цех Поэтов,

И все в очках, и все – Борисы.

Один – весьма потом известный Вильде

(Расстрелян немцами в Париже);

И неизвестный Тагго-Новосадов

(Замучен после в ГПУ);

И ваш покорный – чудом уцелевший.

И ментор старший наш:

Борис Васильич Правдин,

Доцент, поэт, эстет и шахматист.

Писал стихи:

«Мой пояс стоит два таланта серебра.

Я дочь верховного иерофанта Аммона-Ра…»

Был в дружбе с Северянином, и Ларионов

Проездом у него гостил:

Потом оригинал «Мужчины

С усами» на стене висел.

Абстрактная картина – из цветных кусочков.

«Усы – вот тут!» – и Ларионов трубкой

В два маленьких кусочка ткнул,

А цвета – что-то вроде шоколада.

Так вот, в числе своих других знакомых