Письмо самому себе - [25]

Нам всё изведать надо до глубин.

И вот ответ – во всей Вселенной

Ты, человек, – один!

ДРАКОН

Драконограмма пришла

Из пространств: «Поглощаю».

Астрофизиков всех

Суматоха трясла

(Был и зависти грех):

«В Паломаре уже совещанье:

Сообщают, что то вещество…»

«Нет, но это уже существо!»

«Ах, оставьте, – ведь антиматерия…»

В инфракрасном – какие-то перья:

Это спектр поглощенья.

Поглощенья – кого?..

А на Млечном угластою тенью –

Существо? Вещество? Естество?

Да и Путь-то не прежний, а бледен,

И как будто местами изъеден.

И всё ближе драконово слово:

«Поглощаю свеченьем лиловым».

РЫБАНГЕЛЫ

Игорю и Наталии Вощининым

Вместо эпиграфа: см. Апокалипсис

и теорию расширяющейся вселенной.

И я был в духе в день седьмый

И сферу зрел, подобную кристаллу:

Она живой была и ширилась в пространство,

Пятнистая подобно шкуре леопарда.

Но пятна тоже были как живые,

Росли, и двигались, и умирали.

И были овые черны, как уголь,

И овые цвели, как яспис и сардис.

Под пятнами же плавали, как рыбы,

Пером спинным касаясь пятен,

Живые сущности в той сфере,

Имели лики и очьми глядели,

Но, от питанья спасены, ничтож снедали,

И были мысленны, а не телесны.

И мне открылось в духе, что те пятна

Всё были человеки в сей земной юдоли,

А рыбы чрез перо спинное

Снабжали человеков мыслью.

ПЛАНЕТЫ И ЗНАКИ

1. МЕРКУРИЙ

Раскинулись дали

И бездна поет.

Крылатых сандалий

Стремителен лёт.

К. Гершельман, «Персей»

Скорее, скорее, скорее –

Такой же подвижный, как ртуть,

Меркурий, Мор Курий, – он реет,

Чтоб искрою быстрой сверкнуть.

Гермес Трисмегист на Скрижали,

Холодное знанье судеб:

«Что сеяли, то и пожали,

Когда вы войдете в Эреб!..»

Сожженною малой планетой

Себя знаменуя вовне,

Так, в Деве осенней в огне ты

И темен в весеннем Овне.

Ничто и Никто станет Некто.

Не злой и не добрый, – ничей –

Ты – тусклый фонарь Интеллекта

Над хаосом древних ночей.

2. САТУРН

Тусклый, свинцовый взгляд.

Вечный смертельный холод.

Всепожирающий яд,

Хронос, костистый голод!

Шар на фоне колец –

Точно глава на блюде.

С Хаосом древним ты, злец,

Смертью прижит был во блуде.

Звезды в тумане чадят.

Время застыло льдиной.

Но пожираешь ты чад,

Вздыбив свои седины.

Кто вам сказал, что весна,

Счастье, что небо лазурно?

– В черных провалах, без сна,

Видит вас око Сатурна.

3. СОЛНЦЕ

Голые камни оглоданы жаром,

Скалы ожгут, как печь.

Ты над пустыней в сиянии яром

Будешь парить и жечь.

– Во Льве золотом ты венчан, царь,

Ваал в раскаленном чреве,

Ты – Огнь Поядающий, ныне и встарь,

Ты – плод на небесном древе.

Эллипсы нижутся тонкою вязью:

Ты из каких-то ужасных глубин

Сгустки с кометной светящейся грязью

Тянешь уловом вечных годин.

– Сын Желтых Драконов и сам дракон,

Творя, пепелящий творимое, Шива,

Питаемый жаром атомного сшива,

Зовомый Соль или Сон!

4. ЛУНА

И сладостен, и жутко безотраден

Алмазный бред морщин твоих и впадин…

Максимилиан Волошин

Ну, что такое? – Кружится планетка

Вокруг земли, и, вот, по ней ходили:

Навеки на луне осталась метка

Шаги людей по первозданной пыли.

Но, зеркало ночей моих бессонных

И синий свет над снежными полями,

Луна колдует из глубин бездонных

С бесчисленными голыми нулями.

Ты – серп Дианы, полный лик Селены

И темная безликая Геката!

– Ступени крыш спускаются покато, –

Лунатик замер: ждет и хочет плена…

Холодным сладострастьем тихо тлея.

Холодная, приблудная планета,

Ты, в сизо-черной глубине светлея, –

Астральная обманная монета.

5. СКОРПИОН

В глухую ночь из зыбей водных

Всползает медленно и он,

Членистоногий и холодный,

И ядовитый Скорпион.

Светясь едва, глубоководно,

Клешней вонзаясь в небосклон,

Несродным двум стихиям сродный,

Он – двух враждебных сил закон.

Он порожденье вод глубинных,

И яд его — как яд змеиный.

Но вот на влажной тьме небес

В паучьих лапах и суставах

Огнем несытым и кровавым

В нем светит уголь – Антарес.

6. СТРЕЛЕЦ

Когда злонравный Сагиттарий

Тугую тянет тетиву,

То для него Новембрий хмарью

Свинцовой кроет синеву,

Чтоб мог неведомо и тайно

Вершить планетные круги,

Дабы не зрелись и случайно

Его тлетворные шаги.

В такие дни скорей понятен

Закон земных враждебных пут.

В такие ночи резче внятен

Неотвратимый счет минут.

Тогда в просветах неба черных

Мерцает Северный Венец,

И громче слышен голос норны,

Предвозвещающий конец.

И смутно видны очертанья

Средь поздних звезд подъятых рук:

Стрелец восходит тусклой ранью

И молча напрягает лук.

Она не оставляет знака

И точно луч звезды легка, –

Когда слетает с Зодиака, –

Стрела Небесного Стрелка.

ПАМЯТЬ

БАЛТИКА

Ноне Белавиной

Нашу память тревожат руны,

И обрывки песен нас манят.

Вспоминаются волны и дюны,

И суровые лица в тумане:

Мореходы – гребцы и юнги,

Бородатые конунги, скальды…

– Мы – балтийские нибелунги,

Вальдемары, Олеги, Рагнвальды.

Нибелунги – люди туманов

И упорной, тяжелой думы,

И на оклики черные вранов

Отвечает нам бор угрюмо.

И пускай нам старые норны

Предвещают беду и горе –

Мы, как наши думы, упорны,

Всё равно, мы пускаемся в море.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Всё это было, конечно, во сне:

Ветер, мороз и луна на сосне.

Время и место ступили назад:

Вот, – я вернулся и опрошенный сад.

Нет никого в этих старых местах:

Возится ветер в обмерзших кустах.

Лунные сумерки, нежить и мгла.

Всё позабыть тишина помогла.

Только какая-то тонкая нить

Хочет дорогу назад сохранить.

Снег и молчание ночи немой:

Вот что нашел я, вернувшись домой.