Письма о демонологии и колдовстве - [90]

, с его обычной меткостью в выражениях, назвал веру в призраков «последней затянувшейся фантазией мозга». Нет ничего, на первый взгляд, более простого и естественного, нежели то, что может восстановить человеческая память и представить нашему воображению в совершенном сходстве, даже фигуру и особенности человека, с которым мы долго общались или образ которого отпечатался в нашем сознании с неизгладимой силой благодаря каким-то особым обстоятельствам, сопровождавшим встречи с ним. Сын нелегко забывает внешность любимого отца; по совершенно противоположным причинам в памяти убийцы отпечатывается выражение лица убитого им человека. Тысяча дополнительных обстоятельств, слишком очевидных, чтобы их повторять, касающихся предполагаемого появления умершего — самый обычный пример призрака, который когда-либо появлялся среди живых. Все, что говорили мы ранее относительно сверхъестественных явлений вообще, особенно применимо к вере в призраков, будь это даже случай, когда заблуждение возникает либо в возбужденном воображении, либо при органических нарушениях. Поэтому Лукреций, величайший скептик, считает существование призраков и частое их появление фактом настолько неоспоримым, что приходится с ним соглашаться; правда, он помещает призраков в класс явлений, наиболее противоречащих его взглядам. Поскольку он не допускает существования человеческой души и в то же самое время не отваживается исследовать феномен, как предполагается, связанный с царством мертвых, Лукреций вынужден согласиться с представлением о том, что тело состоит из нескольких оболочек, как луковица, и что самая дальняя от центра и самая тонкая из оболочек, будучи отделена смертью, продолжает странствовать вокруг места погребения, сохраняя точное подобие того, каким человек был при жизни.

Мы уже упоминали, что существует много рассказов о призраках, которые не стоит огульно называть ложью, поскольку нет сомнений, что люди, связанные с призраками по собственной воле, на самом деле верят в то, о чем говорят, и могут иметь уважительную причину для этого (хотя, разумеется, призрак в действительности не существует). Мы далеки, следовательно, от утверждения, что подобные рассказы обязательно лживы.

Легко предположить, что видение было вызвано ярким сном, пробуждающейся мечтой, расшалившимся воображением или попросту обманом зрения; во всех случаях нельзя говорить об умышленном обмане, который, конечно, вероятен, и мы понимаем, что можно найти объяснение для всего того, что зовется истинными историями о призраках.

Поистине, свидетельства по поводу призраков очень редко подвергаются тщательному изучению. Рассказ о сверхъестественном явлении в большинстве случаев служит приятным способом развлечь общество. Недоверчивость в этой ситуации может стать нарушением приличий, чем-то наподобие сомнения относительно истинной ценности антиквариата, показываемого добродушным коллекционером любопытным гостям. Это затруднение становится тем более серьезным, если компании на редкость повезет встретить человека, который сам наблюдал чудеса, о которых он рассказывает; хорошо воспитанный или благоразумный человек в таких обстоятельствах будет воздерживаться от перекрестного допроса, уместного в зале суда, но отнюдь не в гостиной. Ведь ответы даже самых искренних и честных людей будут служить для того, чтобы поддержать доверие к рассказу, нежели восстановят неприкрашенную истину. Рассказчика спрашивают, например, о какой-то мелочи, он отвечает необдуманно, полагаясь на воображение, как бы окрашивая ответ своей верой в призраков, и часто приводит подробность, которая ранее отсутствовала, а теперь возникла помимо его желания, совершенно неосознанно. На самом деле редко удается поговорить с теми, кто действительно видел призраков; с такими очевидцами я, тем не менее, встречался, и это были разумные, искренние и решительные люди, в чьей правдивости я нисколько не сомневался. Но за видениями, как правило, следовали помрачения ума, существенно влиявшие на описание предполагаемого призрака и всегда вызывавшие у меня чувство тревоги по поводу состояния здоровья друга, которому самому требовалось разобраться, был ли он очевидцем этого явления.

Наибольшим приближением к достоверному свидетельству о призраках служит рассказ человека, который слышал историю от того, с кем это случилось, или, что более вероятно, от его семьи или от друга этой семьи. Чаще всего рассказчик имеет не больше возможности узнать что-то достоверное, чем все те, кто проживает в той местности, где случилось явление призрака, или хорошо знаком с окрестностями усадьбы, в которой призрак появлялся. В каждом случае свидетельство рассказчика, излагающего мистическую историю с чужих слов, должно рассматриваться подобно делу в суде. Судья остановил очевидца, который собирался свидетельствовать об убийстве со слов призрака убитого. «Подождите, сэр, — сказал судья, — призрак превосходный свидетель, и его показания весьма важны, но он не может быть выслушан в суде через доверенное лицо. Вызовите его сюда, и я его выслушаю, но ваши слова — только слухи, которые мне непозволительно принимать во внимание».