Пионеры Русской Америки - [124]

Когда Загоскин с мороза вполз в кажим, там заканчивали мыться человек сорок мужиков. От испарения, запахов и едкой жидкости, которую туземцы использовали вместо мыла, у него перехватило дыхание — «я был еще новичок». Первым его желанием было ползти назад, но Тумачугнак напомнил о морозе и о том, что другого так жарко натопленного помещения в жиле нет. Встретили лейтенанта настороженно, просьбу старика освободить для гостей лавки как будто не услышали — посмеиваясь, ждали, что же предпримет этот загадочный тойон.

Загоскин знал, что здесь, в этом самом жиле четыре года назад едва не зарезали Василия Дерябина. Его спасло тогда только самообладание — увидев ножи, он не растерялся и бросил несколько патронов в тлевший очаг. Этого оказалось достаточно, чтобы разогнать нападавших. Теперь Загоскину пришел черед показать себя. «Взвилась нагайка, и вмиг правая сторона опустела». Он в первый раз приложил к прянику кнут для самозащиты, и средство оказалось действенно.

Загоскин и его спутники скинули парки, им принесли горячий чайник, и когда гости немного отогрелись, а хозяева успокоились, увидев, что за содеянное наказывать их не собираются, начали дарить по обычаю подарки — мороженых налимов, максунов, нельм, сигов. «Мы разбогатели», — признался обрадованный Загоскин и послал человека варить щербу — горячую похлебку.

Понемногу идущее от очага тепло делало свое дело, глаза смежались и наваливался предательский сон. Но спать в окружении туземцев было опасно — Загоскин позволил уснуть двум своим спутникам, а сам — как ни морил его сон — бодрствовал, вспомнив боевой опыт: «По службе удавалось мне не спать ночи по две и в разъездах против вольницы Талышинского ханства, и под берегом столицы наших колоний, но никогда я не чувствовал такого изнурения. Наконец, принесена варя, сон прошел в еде и разборке некоторых вещей».

На следующий день подошли остальные члены его команды. Оказалось, Глазунов отморозил пальцы обеих ног и пятки, у Шмакова тоже пострадали пальцы на ногах. Пришлось Загоскину проститься со своими верными товарищами, сопровождавшими его от самого Новоархангельска, и оставить их на попечение Тумачугнака и одного из племянников Игудока по имени Мантака — «Перчатка».

Пока отдыхали, Загоскин решил нанести визит в зимник Тумачугнака. Старик оказался богатым человеком — Загоскин насчитал у него 155 сажен бисера — целое состояние. Сами инкилики бисер не носили, его использовали как средство обмена с племенами, живущими в верховьях Квихпака. Основание одиночки в Нулато сильно подорвало их торговлю — «вот главнейший и единственный предлог неприязненности, которую питают к нам улукагмюты». Нужно, считал Загоскин, найти для них иной источник дохода, ведь от «благосостояния туземцев зависит процветание самой Компании». Ну а пока иные источники не найдены, их «следовало задобрить» — для этого лучше всего подходили чай с сахаром и сухари. На чаепитие пригласили старух и «домовитых хозяек», те с удовольствием чаевничали, но сахар припрятали для детишек, которых, по мнению лейтенанта, «дикари балуют, как нигде».

Отдохнув три дня и отогревшись в кажиме, послушав песни туземцев и посмотрев танцы у костра, приготовились идти в Нулато. Уже собрались было выходить утром, как обнаружили пропажу двух топоров. Просили, угрожали — ничего не помогло, топоры так и не вернули. Пришлось объявить, что, если на обратном пути топоры не отыщутся, со всех жителей поголовно будет взыскана их стоимость. И что же? — не успели пройти и четверти мили, как их догнал Мускуа и вернул найденный топор — на вора донесла его жена. Второй топор привезли в Нулато весной.

Дорога до одиночки оказалась ровной и накатанной — это было самое ходовое место на материковой Аляске, шли быстро, «на рысях» — в первый день прошли 11 миль. 15 января, в тихий и безветренный день подошли к одиночке и увидели старосту артели, который мастерил запоры для рыбы. От радости, что благополучно добрались, что тяжелейший зимний поход, наконец, завершен, обнялись в тесной и дымной конурке байдарщика, как родные, и благодарили Бога. «Управляющий артелью Дерябин, участвовавший во всех походах Глазунова и Малахова, сказывал, что помнит только одну ночь с такими жестокими морозами, которых нам привелось испытать почти неделю сряду». Из сэкономленной в походе муки напекли пирогов, устроили настоящий пир «и вскоре забыли все неприятности похода».

Нулато

В своей книге Загоскин рассказал историю одиночки в Нулато, она была трагична и в то же время характерна для Аляски. Основала одиночку команда штурмана Малахова, который шел тем же маршрутом, что и Загоскин, точнее, экспедиция Загоскина шла по следу Малахова. В начале февраля 1838 года Малахов вышел со своей командой из Михайловского редута и за три недели дошел до Квихпака.

Здесь местные жители стали отговаривать их идти дальше, стращали нападением племен в верховьях реки, которые якобы относились враждебно к русским. Но Малахов не первый день жил в Америке и цену таким россказням знал хорошо. Не принимая их в расчет, он отправился дальше. Выменянные по дороге меха и лишних собак оотправил обратно в редут, а сам с четырьмя сопровождающими к началу марта добрался до устья реки Нулато.