Пионер, 1951 № 10 - [5]
- Я из Тузуклея…
- А я из Икряного…
- А я из Зеленги…
- Боря, да это ты, никак? - удивилась Зоя. - Вырос-то до чего… И не узнаешь!
- И я вас не узнал, Зоя Павловна, - смутился Боря и встал. - Вы, значит, тоже в море?
- Мы, ребята, за вами приехали… В школу-то хотите?
- Да не очень, - ответил самый маленький. - Ещё неделя до школы-то, можно бы промышлять.
- Ты, Васька, скажешь… неделя! Пять дней всего, - перебил черноволосый.
- А не знаете, - спросила Зоя, - ещё тут поблизости нет на судах ребят?
- Было много, а сейчас все уехали. Одни мы остались, да в чернях, говорят, есть ещё. Наша Люба там, и Сержан где-то там. А больше не слышно…
- Ну, ладно. Собирайтесь, ребята, да ступайте на пароход «Ломоносов». Он у правого борта стоит… Только поскорее, слышишь, Боря?
- Сейчас… Момент!…
Мальчики вскочили, но у двери черноволосый обернулся, с сожалением посмотрел на доску и спросил:
- А у вас там шахматы есть?
- Есть, - улыбнулась Зоя, - и домино, и шахматы, и приёмник…
- Ну, тогда давай, Борька, запоминай. Ход-то чей, твой? Там доиграем!
И, склонившись над доской, ребята быстро заговорили вполголоса:
- Значит, тут белый король, ладья, две пешки, тут слон, тут пешка, Запомнишь, Лёшка?… Мы сейчас, Зоя Павловна…
Дмитрий Трофимович рассудил так: где рыба, там и народ. Там сразу все адреса можно узнать…
А рыба, по данным разведки, пошла к Мартышечьей косе, к устью Урала.
- Пойдём и мы на Мартышку, пошукаем, - сказал Дмитрий Трофимович и велел отдавать концы.
«Ломоносов» гудком попрощался с заводом, отвалил от высокого смолёного борта и полным ходом пошёл на восток.
За кормой, предвещая ветреный день, садилось в море большое красное солнце. Потом сразу, без сумерек, нахлынула темнота, звёзды зажглись в вышине, а кругом со всех сторон замелькали далёкие и близкие огоньки.
- Вон наше море какое! Как большая деревня, - сказал капитан. - Ну, посмотрим, однако, что завтрашний день нам скажет…
Утром Зоя взошла на мостик.
- Красота-то какая! - сказала она капитану.
- Какая тут красота? Вода и вода. Да и той маловато. Ещё паруса не открылись, а мы скоро брюхом начнём цеплять… С утра самым малым идём. Никакой тут нет красоты. Одни банки да шалыги, мели, проще сказать.
- А вы вон туда посмотрите. Разве не красиво? - сказала Зоя, указав на горизонт.
Там сверкающая белая полоса разделяла небо и море.
- Это ничего, это красиво, пожалуй. У нас так-то на севере льды в море стоят, а здесь паруса. Вон их сколько! Как раз то, что нам нужно. - И, обернувшись к рулевому, он показал рукой: - Вот так и держи, Вася, прямо на них, на середину…
Скоро из сплошной белой стены стали выделяться зубчики парусов, и в бинокль можно было уже разглядеть отдельные корабли - киреюшки.
Тут их были не единицы, не десятки, а сотни. Сотни маленьких корабликов! И все они держались вместе, вместе плыли, вместе поворачивались, как стайки птиц в полёте.
В бинокль казалось, что до них рукой подать, но «Ломоносов» еле шёл самым малым ходом. Матрос на носу всё время бросал намётку и с каждым разом выкрикивал меньшую глубину.
Дмитрий Трофимович, крепко вцепившись в поручни, склонился над палубой. Весь он, казалось, превратился в зрение и слух. Но вдруг выпрямился, махнул рукой и дёрнул ручку телеграфа.
- Стоп, приехали… - сказал он, когда «Ломоносов», тихо шевеля плицами, остановился. - Что дальше будем делать, Зоя Павловна?
- А что можно сделать?
- Вперёд идти нельзя. Пешком тут не пройдёшь, на шлюпке за ними не угонишься… И назад идти опять нельзя - вроде стыдно. Ну, что ж, постоим, подымим; может, кто догадается, сами подойдут.
И верно, скоро стало видно в бинокль, как от стайки отделились два белых пятнышка. Сперва они шли вместе, рядом, потом одно стало быстро вырываться вперёд.
Часа через два простым глазом можно было разобрать и паруса, и реюшку, и людей на ней, а ещё через час, с шумом подминая мутную воду, распустив паруса бабочкой, реюшка подошла под корму «Ломоносова» и лихо развернулась метрах в десяти. Паруса затрепетали на мачтах, рухнули на палубу, и, слегка покачиваясь на лёгкой зыби, реюшка на шестах подошла к борту.
Минуту спустя шкипер, загорелый высокий рыбак в холщёвых штанах, подпоясанных обрывком сети, в полосатой матросской тельняшке, босой, с непокрытой головой, уже стоял на мостике и говорил с капитаном.
- К вам, товарищ Дорофеев, просьба от всего народа, - говорил он, немного волнуясь. - Вы сюда все равно зашли, так, может, возьмёте у нас пассажиров? Хоть до города, хоть до завода, куда-нибудь, чтобы выбраться только из черней…
- Да где они, пассажиры-то ваши?
- Следом идут. Я-то вперёд побежал, налегке, - боялись, как бы не ушли вы.
- А что за народ?
- Народ подходящий, товарищ капитан, хороший народ; мы бы их нипочём не пустили, да тут такое дело - в школу им пора. Ученики это, ребятишки. Помогали нам летом, а сейчас время им вышло.
- Вона как… - засмеялся Дмитрий Трофимович. - Гляди-ка, Зоя Павловна: мы за ними гонялись, а они к нам спешат… Так сколько, говоришь, пассажиров-то? - обратился он к рыбаку.
- Пятнадцать душ.
- А мне шестнадцать нужно. Шестнадцатого нет у вас?
