Пионер, 1949 № 06 - [8]
Пушкин высказывал свои мысли не только в словах, но часто и в рисунках.
В 1829 году, по возвращении из путешествия в Арзрум, Пушкин работал над поэмой «Тазит» - о том, как должны измениться дикие нравы горцев с развитием просвещепия: исчезнет родовая месть, исчезнут грабежи и т. и. Рядом со стихами Пушкин нарисовал фальконетовский памятник Петру - коня, вскинувшегося на дыбы, но без Петра, без «Медного всадника». Этот рисунок как бы договаривает то, чего не договорил Пушкин в «Тазите»: что с развитием просвещения исчезнет не только дикость нравов, но и рабство народов и царская власть, и лишний раз подчёркивает прямую связь мыслей Пушкина, «упрятанных» в «Бориса Годунова», с «Медным всадником»: «Конь иногда сбивает седока…»
В конце ноября 1833 года Пушкин приехал в Петербург и вскоре послал «Медного всадника» своему цензору - царю Николаю I. 14 декабря он записал в дневнике: «Мне возвращён «Медный всадник» с замечаниями государя. Слово «кумир» не пропущено высочайшей цензурой; стихи
«И перед младшею столицей
Померкла старая Москва
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова»
вымараны. На многих местах поставлен (?)…»
Это очень огорчило Пушкина. Он попробовал было спасти свою повесть, переделать в ней кое-что и бросил. Царские крючки стояли против центрального места повести:
«Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом.
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
Из новых иллюстраций к Пушкину
Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни…
«Борис Годунов»
Гравюра В. Фаворского
Да! если бывсе слезы, кровь и пот,
Пролитые за все, что здесь хранится,
Из недр земных все выступили вдруг,
То был бы вновь потоп…
«Скупой рыцарь»
«Добро, строитель чудотворный!»
Шепнул он злобно задрожав.
«Ужо тебе!…»
В этих стихах основная идея «Медного всадника». Можно ли их переделать, не извратив главного - острой, политической направленности повести, что больше всего ценил в ней Пушкин? Так она и осталась ненапечатанной при жизни Пушкина. Уже после его смерти, в конце 1837 года, Жуковский напечатал её в журнале «Современник» с такой переделкой самых важных строк:
«Безумец бедный обошел
Кругом скалы с тоскою дикой,
И надпись яркую прочел,
И сердце скорблю великой
Стеснилось в нем. Его чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом…
По членам холод пробежал
И вздрогнул он - и мрачен стал
Пред дивным Русским Великаном.
И перст свой на Него подняв,
Задумался».
Здесь всё как бы вывернуто наизнанку и сейчас звучит для нас, как кощунственная пародия на Пушкина.
Из «Медного всадника» исчезла главная идея, и повесть потеряла свой глубочайший смысл. Это не вина Жуковского, горячо любившего Пушкина, а вина царской цензуры, сквозь которую Жуковский хотел любыми путями провести лучшую поэму Пушкина.
За полгода до смерти, 21 августа 1836 года, Пушкин, как бы подводя итог своей многолетней и многотрудной литературной деятельности, написал стихотворение «Памятник». В нём свою славу поэта он противопоставляет славе царя.
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа».
«Александрийский столп» - памятник Александру I - гигантская гранитная колонна, увенчанная бронзовым ангелом, попирающим крестом змею, был открыт в Петербурге на Дворцовой площади 30 августа 1834 года. Пушкин тогда был камер-юнкером и обязан был присутствовать на этом «торжестве». Но он не любил своего гонителя, царя Александра, и за пять дней до открытия памятника нарочно уехал из Петербурга.
Жуковский присутствовал на «торжестве» и в том же году подробно описал его в статье «Воспоминание о торжестве 30 августа 1834 года». Возвеличивая Александра I, он писал о единении царя с народом.
Пушкин знал и статью и стихи Жуковского, но не разделял его мыслей. Во время путешествия в Арзрум он своими глазами видел жалкую жизнь угнетённых черкесов, татар и «бойцов закавказских», видел следы жестокой царской политики на Кавказе.
И Пушкин в «Памятнике» возражает Жуковскому. Русский, калмык, финн сохранят в памяти не царя-угнетателя, которого они никогда не любили и не могли любить, а того, кто защищал и славил их свободу:
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и фин, и ныне дикой
Тунгуз, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал».
«Памятник» Пушкин не печатал, да и не мог напечатать: царь не разрешил бы. Напечатал его Жуковский уже после смерти поэта, заменив «Александрийский столп» «Наполеоновым столпом», уничтожив тем самым гордое противопоставление славы гонимого поэта славе его гонителя царя Александра. Самый важный стих, в котором Пушкин говорит о главном подвиге поэта-гражданина:
«Что в мой жестокий век восславил
