Пионер, 1949 № 02 - [21]
- Что ж! Может быть, и отлупит, - хладнокровно ответил редактор. - Сатирики всегда наживают много врагов.
- Ага! Я так ребятам и сказал: «То-то, - говорю, - и ценно, что невзирая на лица. Будь ты хоть Артамонов, хоть кто». Верно?
Тут мне показалось, что редактор и художник немного смутились. Валерка сказал: «Гм», - отошёл к столу и начал раскрашивать заголовок для второго номера газеты, а Кирилл смотрел на меня исподлобья.
- Понимаешь, Семён, я тебя должен предупредить, - заговорил он медленно. - Хотя это и редакционная тайна, но так как ты мой друг… я… Одним словом, мы тебя на следующий номер запланировали.
Я сначала ничего не понял:
- Как? Куда запланировали?
- В фельетон, - сказал Кирилл, - На тему о болтовне в классе.
Я так опешил, что, наверное, целую минуту молчал:
- Ловко! Значит… значит, своего друга будете протаскивать, Кирилл Иванович?
- Ты какой-то странный, Семён! Не могу же я других болтунов протаскивать, а тебя - нет.
- А очень нужно тебе вообще болтунов протаскивать! Небось, и без них есть о чём писать!
Кирилл немного повысил голос:
- Знаешь, Семён… Дружба - дружбой, а принцип - принципом. Болтовня в классе - отрицательное явление, - значит, наша сатирическая газета должна его бичевать. Тут дело в принципе.
- Хорош принцип! Над друзьями издеваться!
Тут Пеликанов отбросил кисточку и выпрямился.
- Ну, чего ты пришёл? - сказал он. - Уходи отсюда и не мешай работать.
Я понял, что разговаривать мне больше не о,чем и ушёл.
Вот до чего доводят неприятности! Писал, писал и только сейчас вспомнил, что нужно
вы/чить формулы сокращённого умножения. Ладно! Авось, завтра не спросят.
Он имя свое «Иван Приеылов» в школе увековечил
25 января. 7 часов вечера.
Сегодня, войдя в класс, я не сел на своё обычное место рядом с Кириллом. Я положил перед редактором запечатанный конверт и стал прохаживаться между партами.
В конверте находилось письмо. Вот что я там писал:
«Замятин!
Предлагаю меняться с Пеликановым местами. Так вам будет удобнее делать гадости своим бывшим друзьям. Если Пеликанов не поменяется, то я всё равно рядом с тобой не сяду. Это окончательно.
С. Ложечкин»
Кирилл прочёл письмо и сказал:
- Смешно, Семён!
Я молча пожал плечами и продолжал ходить.
Тогда Кирилл показал письмо Валерке. Тот ухмыльнулся, сказал: «Это - дело, это нам подходит», - и перенёс свои книги на парту к редактору. Я сел на его место рядом с Артамоновым, которого теперь все зовут «Д'Артаньяном».
После звонка, перед началом урока к нам заглянул вожатый Игорь.
- Понравился «Крокодилёнок»? - спросил он.
- Понравился! - хором ответил класс. Даже «доктор исторических наук» Витя Огурцов крикнул: «Понравился!» Промолчали только мы с Артамоновым да Ваня Прибы-лов.
Целый день я старался не обращать на Кирилла никакого внимания, а он, кажется, и в самом деле не обращал на меня внимания. На всех переменах ребята приносили ему заметки. Он просматривал их с очень серьёзным видом и говорил:
- Ладно! Это мы обработаем. Или:
- Не пойдёт. Мелочь.
Ваня Прибылов сегодня три раза раскрывал перочинный нож, но тут же со смущённым видом прятал его в карман.
Того же числа. 10 часов 30 минут.
Настроение паршивое. Скучно учить уроки одному. Это, должно быть, с непривычки.
Не знаю: может быть, я погорячился и зря поссорился с Киркой? В конце концов, что из того, если он один разок напишет обо мне в газете?
Нужно учить формулы сокращённого умножения, но назавтра много задано по русскому. Придётся с формулами подождать.
26 января.
Нет, Кирилл Замятин! Никогда, никогда Семён Ложечкин больше не скажет с тобой ни слова!
Они нарисовали собаку, которая стояла на кафедре, опираясь передними лапами о стол, а перед ней изобразили четырёх мальчишек с глупыми лицами. Под этим рисунком они написали:
«Я служебная собака Барбос. Как и всякая собака, я очень люблю лаять. Но когда я бываю с пограничником на посту, я не лаю. Я не лаю даже тогда, когда мимо пробежит заяц. Я сдерживаю себя, так как знаю, что лаять на посту нельзя. А вы, Артамонов, Ложечкин, Тараскин и Бодров, знаете, что на уроках болтать нельзя, и всё-таки болтаете, мешая другим заниматься. Ай-ай, как не стыдно!»
И в то самое время, как одни ребята хохотали надо мной, другие вытащили из пионерской комнаты Кирилла с Валерием и закричали:
- Качать редакторов!
Я прямо зубами заскрежетал, глядя, как редактор и художник взлетают чуть не до потолка. А тут ещё Артамонов подошёл ко мне…
- Ловко твой дружок на тебе почести зарабатывает.
- Он такой же друг, как ты, папа римский, - отрезал я.
Артамонов помолчал и снова процедил:
- Пусть теперь выйдет на улицу! Я ему покажу «Барбоса» с «Д'Артаньяном»
Довольно! С завтрашнего дня буду сидеть на уроках немой, как рыба.
27 января.
Настроение паршивое. На русском и на физике получил замечание за болтовню. Получил также двойку по алгебре: не знал формул сокращённого умножения. Серёжа Бодров тоже получил двойку. Это у него уже третья. Первые две по русскому и химии. Он только и знает, что играет во дворе в хоккей.
Ваня Прибылов предложил мне сменять общую тетрадь на его перочинный нож. Сменял.
28 января.
Теперь я окончательно понял, что такое этот Замятин. Он не придумал ничего умнее, как снова протащить меня, на этот раз за алгебру.
