Пикассо и его женщины - [48]

Несколько раз она угрожала Пикассо физическим увечьем, если тот немедленно не оплатит ее счет в гостинице.

А еще Ольга преследовала его на улице. Она была полна иллюзий, хотя, казалось бы, что толку считать, что ты состоишь в браке, если его на самом деле уже нет? Наверное, ей просто хотелось понять, что не устраивало Пикассо в их совместной жизни. Она и в самом деле этого не понимала…

— Я хотела бы знать, почему все так получилось?

Конечно, городская улица не самое удобное место для выяснения отношений — среди спешащих куда-то людей, озабоченных своими собственными проблемами. Может быть, и не стоило выяснять, почему их брак развалился, ведь это уже случилось. Но она была раздражена, она чувствовала, что ее выставили какой-то идиоткой и ей непременно нужно было расставить все точки над «и». А с другой стороны, она не хотела рвать отношения окончательно, и любая встреча с Пикассо была для нее соломинкой, за которую она пыталась ухватиться, спасая, как ей казалось, то, что уже нельзя было спасти.

— Никто и не думал выставлять тебя идиоткой, — тихо говорил ей Пикассо, стараясь, чтобы их не услышали проходящие мимо люди.

— Спасибо и на этом, но что же теперь делать?

— По-моему, все достаточно ясно.

— Ничего не ясно — по крайней мере, мне не ясно.

— Ты шутишь, Ольга? Неужели, ты и правда думаешь, что еще можно что-то изменить?

— Я в этом уверена! И я не собираюсь спокойно смотреть на то, как ты общаешься со своей новой подружкой!

Она крикнула это так громко, что Пикассо почувствовал себя неловко.

— Тише. Вовсе не обязательно, чтобы все вокруг узнали о наших отношениях.

— А почему бы и нет? Мне кажется, все и так знают. Это я всегда и обо всем узнаю последней…

— Успокойся, Ольга, — перебил ее Пикассо, — на нас уже смотрят.

— Если думаешь, что я дам тебе свободу действий, то ты ошибаешься! Ты не можешь требовать этого от меня! Впрочем, ты всегда делал то, чего тебе хотелось, и тебе никогда не было нужно мое разрешение. Но я не собираюсь облегчать тебе задачу… И ты еще пожалеешь… Очень пожалеешь…

— Мы поговорим об этом в другой раз. Мне нужно идти.

— В какой еще другой раз? Ты просто в очередной раз хочешь уйти от разговора… Уйти от необходимости принять правильное решение…

* * *

Однажды, точно так же на улице, Ольга схватила Пикассо за руку, требуя внимания, и осыпала такими словами, что он не выдержал и влепил ей звонкую пощечину. В ответ она принялась громко кричать. Хоть как-то успокоить ее удалось лишь угрозой: «Если ты сейчас же не прекратишь, я вызову полицию».

После этого Ольга притихла и отстала от него на три-четыре метра, но при этом она продолжала ходить за ним, куда бы он ни направился. Франсуаза Жило описывает Ольгу и ее поведение так:

«Поведение ее я находила в высшей степени неприятным, но злобы к ней не испытывала. Ольга была очень несчастным существом, неспособным найти выход из создавшегося положения. Более одиноких людей, чем она, я не видела. Все избегали ее. Люди боялись остановиться и поговорить с ней, понимая, на что обрекли бы себя».

Мнение это не самое объективное и не самое справедливое. Например, на что обрекли бы себя люди, общаясь с Ольгой — женщиной глубоко порядочной и не привыкшей к необязательности в человеческих отношениях? И кто на ее месте мог бы найти «правильный» выход из создавшегося положения? И существовал ли он вообще — этот выход? А посему даже странно читать в некоторых биографиях Пикассо, что Франсуаза Жило, в отличие от других его женщин, «была самая образованная и тонкая», что она «пожалела Ольгу, понимая и ее полное одиночество, и горькое отчаяние, и драму жизни с этим человеком».

Ничего себе, поняла и пожалела!..

И тут необходимо отметить, что до поры до времени непосредственно против Франсуазы Ольга не предпринимала никаких прямых выпадов. Она ограничивалась лишь тем, что повсюду следовала за ними и осыпала Пикассо всевозможными угрозами. Заметим, не соперницу, а Пикассо, так как именно его она считала главной причиной своих несчастий. И не угрозами даже, а вполне справедливыми требованиями законной жены и матери к законному мужу и отцу, забывшему в своем «жизнелюбии» и «эротических экспериментах» об элементарных обязанностях. А еще Ольга ежедневно писала ему, большей частью по-испански, чтобы Франсуаза не могла понять, но этот язык она знала достаточно плохо, поэтому нетрудно было разобрать отдельные фразы. Например, такую: «Ты не тот, что был раньше. Твой сын ничего собой не представляет и становится все хуже. Впрочем, как и ты сам».

Если такое поведение считать в высшей степени неприятным, то тогда точно Франсуаза Жило — «самая тонкая», а Пикассо не моральное чудовище, а настоящий образец благопристойности.

* * *

Ситуация складывалась следующая: живя в Париже, Пикассо был относительно избавлен от назойливости Ольги, если не считать писем с угрозами. Однако на юге, где большую часть времени он проводил вне дома, едва ступал за порог, Ольга тут же оказывалась рядом, со всеми вытекающими из этого последствиями.

В декабре 1947 года Пикассо вернулся в Париж. Когда в феврале 1948 года они с Франсуазой вновь поехали на юг, та оставила няню в Париже, и поэтому сама занималась сыном. И вот стоило ей вывезти Клода в коляске на прогулку — неизменно появлялась Ольга и начинала выкрикивать гневные слова о том, что от нее ушел муж.