Пикассо и его женщины - [46]

В ее воспоминаниях читаем:

«Через несколько недель я пришла к выводу, что в этих исчезновениях есть система. Когда спросила его, он ответил, что всегда проводил эти дни с Майей и ее матерью, потому что Майя по этим дням не ходила в школу. И едва мы приехали в Менерб, Пабло начал ежедневно получать письма от Марии-Терезы. Он взял за правило читать их мне по утрам подробно и с комментариями — неизменно весьма одобрительными. Писала она в очень ласковом тоне и обращалась к нему с большой нежностью. Описывала каждый день вплоть до самых личных подробностей, в письмах содержалось детальное обсуждение финансовых дел. Всегда были какие-то новости о Майе, иногда их моментальная фотография».

Удивительно, но Пикассо обожал зачитывать Франсуазе самые пылкие отрывки из этих писем. При этом он удовлетворенно вздыхал и говорил:

— Почему-то не представляю тебя, пишущей мне такое письмо.

Однажды она ответила, что тоже не представляет.

— Потому что мало любишь меня, — сказал он. — А вот эта женщина действительно меня любит.

На это Франсуаза ответила, что, во-первых, все по-разному чувствуют, а во-вторых, никто одинаково не проявляет свои чувства.

— Ты еще не созрела до понимания подобных вещей, — высокомерно заявил он. — Ты ведь еще не полностью раскрывшаяся женщина. Ты же просто девчонка.

Сказав это, он прочитал ей еще один отрывок, дабы показать, какая замечательная женщина эта его Мария-Тереза.

— Очень мило, — сказала Франсуаза и закусила губу, чтобы не дать волю охватившему ее возмущению.

* * *

В феврале 1946 года Франсуаза случайно упала на лестнице и сломала руку. Пришлось делать операцию на локте, и она десять дней провела в больнице. По выходе из больницы она решила поехать с бабушкой на юг. Пикассо дал ей адрес своего старого приятеля Луи Фора, который жил в Гольф-Жуане (у него там имелись ручные прессы и все необходимое для изготовления гравюр). При этом он сказал, что раз уж она едет на отдых, то вполне может отправиться к месье Фору и кое-чему у него научиться. В результате, оставив бабушку в Антибе, где та обычно отдыхала, Франсуаза поехала в Гольф-Жуан.

Когда Франсуаза вернулась, она заметила, что ее подруга Женевьева явно «на ножах» с Пикассо. Но оба они вели себя вполне сдержанно. Однако через пару дней она увидела, что Женевьева и Пикассо злобно глядят друг на друга, готовые сцепиться.

— Франсуаза, мне нужно срочно поговорить с тобой наедине, — выпалила Женевьева.

— Нет, говорить буду я, — сказал Пикассо.

Еще не понимая, о чем может пойти речь, Франсуаза объявила Пикассо, что поговорит с ним потом, а пока же выслушает Женевьеву.

— Как ты можешь терпеть это чудовище! — гневно воскликнула та, когда они остались одни.

— Почему чудовище? — удивилась Франсуаза.

— Да потому, что не успели мы проводить тебя, как он повел меня к себе в дом. Сперва сказал — с совершенно серьезным видом, что даст мне урок рисования, а потом вдруг заявил: «Я воспользуюсь отсутствием Франсуазы и тобой». Я ответила, что у него ничего не выйдет. Тогда он усадил меня на кровать и добавил: «Более того, сделаю ребенка. Это как раз то, что тебе нужно». Нет, ну ты себе представляешь?

— Представляю.

— Ты что, мне не веришь? — удивилась подобной реакции подруга.

— Верю, но не стоит так волноваться. Если бы ты посмеялась над всем этим, все стало бы гораздо проще.

— Может, у тебя это и получилось бы, — заявила Женевьева, — но я, к сожалению, смеяться в подобных ситуациях не умею.

После этого она битый час убеждала Франсуазу, что единственным достойным способом спасти свою душу для нее было бы уехать завтра же вместе с ней в Монпелье.

— К тому же, — заверила она, — твоя рука заживет гораздо быстрее в спокойной атмосфере дома моих родителей, чем в обществе такого монстра, как этот твой Пабло.

На этом их разговор завершился, и Франсуаза направилась к Пикассо. К ее возвращению, как она и ожидала, он совершенно успокоился.

— Представляю, сколько всего навыдумывала эта дурочка, — засмеялся он.

На это Франсуаза сказала, что знает Женевьеву много лет и верит каждому ее слову. И что завтра утром она уезжает вместе с ней в Монпелье.

Пикассо нахмурился.

— Как ты можешь верить девице, которая пыталась соблазнить меня за твоей спиной? Как ты вообще можешь иметь в подругах такую дрянь? Не представляю. Но оставить меня и уехать с ней… Ты действительно так поступишь? Это невероятно, и тут можно сделать только один вывод: между вами существуют какие-то противоестественные отношения.

В ответ на это Франсуаза воспользовалась своим же советом Женевьеве и рассмеялась ему прямо в лицо.

Пикассо немного успокоился и спросил:

— Надолго собираешься уехать?

— Я собираюсь уехать, и точка.

Пикассо вдруг помрачнел и закрыл лицо руками.

— Собираешься бросить меня? А знаешь, мне осталось не так уж много лет жизни, и ты не вправе отнимать у меня оставшуюся крупицу счастья.

И все же она нашла в себе силы уйти от него.

* * *

Рассказывая об этом, биограф Пикассо Карлос Рохас ни словом не упоминает историю с Женевьевой. Он пишет:

«Франсуаза не принесла Пикассо счастья: отношения с ней оказались более бурными, чем с какой-либо другой из его женщин. Через несколько месяцев, когда они проводили лето в Воклюзе, в том самом доме, который художник отдал Доре Маар, дело дошло до того, что Франсуаза решила покинуть Пикассо. Причин тому было немало: дом, где они жили, принадлежал Доре, и все напоминало о ней, от Марии-Терезы Вальтер Пикассо постоянно получал пылкие любовные письма, которые с удовольствием читал вслух, не обращая внимания на то, как это неприятно Франсуазе. К тому же она панически боялась скорпионов, которых было так много в тех местах, что не проходило и дня без сообщения о новой жертве их укусов. Удивительно, но Пикассо, такому суеверному и боязливому, даже нравилась близость этих насекомых, которых он отождествлял с собой: ведь это его знак зодиака, знак, под которым рождаются люди осторожные, страстные и внутренне сильные».