Пейзаж - [15]

Мать души не чаяла во Втором, любила его больше, чем остальных шестерых сыновей и двух дочерей вместе взятых, — потому что он спас ей жизнь.

Второму было три годика, он только-только научился ходить, неуверенно покачиваясь. В один прекрасный день мать, взяв его с собой, пошла за солью. На перекрёстке они повстречались с несколькими товарищами отца с пристани. Мать сразу давай смеяться и кокетничать. Грузчики — ребята простые, при виде женщины с ними происходят страшные вещи, могут, к примеру, прямо на улице снять с неё штаны или засунуть руку между ног. Пошлятина, конечно, зато всё открыто. Мать так увлеклась, что отпустила ручку Второго и пошла с мужиками постоять около грузовика, давясь хохотом от их шуточек. Вдруг Второй радостно подбежал к ней и с неожиданной для такого малыша чёткостью объявил: «Мама! Я хочу писать!»

Было начало зимы, если ребёнок намочит штаны, переодеть его не во что. Мать быстренько подхватила Второго на руки и побежала искать укромное место, где было бы не так ветрено. Стоило ей отбежать, как верёвка на кузове грузовика с треском лопнула. Ящики упали вниз, и троих мужиков убило на месте. Один из них как раз окликнул мать и ещё не успел договорить, что хотел, как его череп разлетелся по земле вместе с содержимым. Услышав страшный грохот за спиной, мать так и обмерла. Потом, держа ребёнка на руках, завыла во весь голос, ничуть не заботясь о приличиях.

— Мама, пойдём домой! Не хочу больше писать! — сказал Второй.

Потом уже мать вспоминала, что в тот день Второй пописал перед выходом из дома и вообще-то не должен был по дороге проситься в туалет. Страшный грохот ещё долго вспоминался матери, каждый раз у неё пробегал мороз по коже. Отец по этому поводу сказал, что дело странное.

Второй был немногословен. Глубоко посаженные глаза придавали его лицу немного грустное и задумчивое выражение. Если бы не прямой и решительной нос и красиво очерченный рот, все отводили бы глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Слава богу, Нёбо даровало ему такой нос и такой рот, которые, так сказать, компенсировали его глаза, так что он стал по-своему привлекательным. По общему мнению всех соседей, самыми смазливыми парнишками в Хэнаньских сараях были близнецы, Пятый и Шестой, но Седьмой считал, что им обоим далеко до Второго, и я с ним согласен. Дело в том, что близнецы мыслили как простые обыватели, глаза их были пусты, а гармоничные и красивые черты ничто не одухотворяло.

Второй же мог одним взглядом усмирить Третьего, притом что отцу даже кулаками не всегда удавалось его утихомирить, и этот факт отец воспринимал как величайший свой позор. Но позор позором, а факт оставался фактом. Второй и Третий состояли в крепчайшем союзе. Отец трижды подумал бы, прежде чем поднять руку на кого-то из них. Так что братьев били редко. Близнецы сначала завидовали, потом начали изо всех сил подлизываться к старшим, чтобы тоже стать частью «союза». Второму было всё равно, но Третий был категорически против.

— Нельзя, чтобы все тумаки доставались младшенькому! — заявил Третий. — Пусть всем достаётся поровну!

Третьего в семье звали «Вторым ба-ваном».[14] Прозвище придумала Дасян, а «главным ба-ваном», само собой, считался отец. Третий был старше Дасян на два года. Как-то они поцапались, и она обиженно крикнула:

— Ты что, решил, что второй ба-ван в семье?

Третьему понравилось, и он больше не задирал Дасян, наоборот, стал её от всех защищать. Долгое время Третий верховодил юнцами Хэнаньских сараев, его слава гремела аж до улиц Сималу и Стадионной. Все, кто про него слышал, знали — его пальцем не тронь! У него даже был свой отряд прихлебателей. Перед парнями из других районов они хорохорились, мол, никто им не указ, но с Третьим вели себя тише воды, ниже травы. Все понимали, что Третий крут. Тем более он одно время брал уроки ушу у какого-то шарлатана, якобы мастера боевых искусств. Этот мужик был старым товарищем отца, вроде даже его побратимом, поэтому к воспитанию Третьего относился со всей серьёзностью. Все парни Хэнаньских сараев видели, как Третий ладонью разбивал аж три кирпича одновременно! Он мог голыми руками разбросать по земле десяток противников, таких же крепышей, как и он сам. Но этот грозный богатырь, который даже чёрта не боялся, мгновенно смирел под взглядом Второго. Он обожал брата и считал, что они как единое целое. Только вот Второй был слишком непохож на Третьего, чтобы быть с ним одним целым.

По правде говоря, если бы не случай, который навсегда изменил судьбу Второго, он, наверное, не стал бы белой вороной среди домашних. Именно после того случая он выбрал совершенно иную стезю и весело шагал по ней, истекая кровью, пока не умер.

Всё произошло в одно мгновение, Седьмой тогда только-только появился на свет. Второй и Третий каждый день ходили воровать уголь за железную дорогу или на товарный склад. Уголь для обогрева дома только так и добывался. Юные воришки и не думали, законны их действия или нет. А что делать, если дома нужен уголь, а денег нет? Ясное дело, надо раздобыть хоть где-то — такой ход мыслей был для них вполне естественным. Второй и Третий, наверное, даже не вспомнили бы, когда начали промышлять воровством угля. Им казалось, что они всегда этим занимались: сначала они бродили по округе и подбирали брикеты, которые плохо лежали, потом Третий несколько усовершенствовал подход, и они стали специально брать из дома мешок и возвращались, только набив его доверху. Зимой, когда уголь громко потрескивал в очаге, отец любил при всех похвалить Третьего: какой же смышлёный и способный парень вырос, далеко пойдёт!