Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны - [134]

свидетельствовала: «Настроение в Петрограде в это время (в середине июля) было ужасное. Происходили повальные обыски среди ночи, многочисленные аресты и расстрелы, мать мою хотели арестовать только за то, что у нее нашли офицерские погоны»[1090]. Арестовывались не только офицеры, «буржуи» или бывшие чиновники, но и многие представители интеллигенции: ученые, писатели, инженеры и т. д. Арестованных было так много, что допроса у следователя ждали неделями. Различным учреждениям приходилось вызволять необходимых им специалистов из тюрьмы. В канцеляриях формировались дела с перепиской «об арестах». Слово «Гороховая» – занятый Петроградской ЧК дом бывшего Управления градоначальника на углу Гороховой улицы и Адмиралтейского проспекта – приобрело в Петрограде такое же символическое значение, как «Лубянка» в Москве.

17 января 1920 г. ВЦИК отменил смертную казнь по приговорам как ЧК, так и ревтрибуналов. «Революционный пролетариат и революционное правительство Советской России, – говорилось в декрете, – с удовлетворением констатируют, что разгром вооруженных сил контрреволюции дает им возможность отложить в сторону оружие террора»[1091]. Тем не менее накануне отмены смертной казни и даже в ближайшую следующую ночь в Петрограде было расстреляно до 400 человек. В 20-х числах февраля Петроградская ЧК опубликовала новые списки расстрелянных. Казни продолжались и далее в течение лета. Всего за 1920 г. было казнено около 5000 человек[1092].

Политика в отношении «враждебных классов» выражалась, конечно, не только в массовых арестах и расстрелах. Ее основу составляла система мер, направленная на лишение представителей «прежде господствовавших классов» гражданских, политических, социальных и других прав. «Весь общественный строй этой эпохи был проникнут духом беспощадной классовой исключительности <…>, – писал первый советский исследователь политики военного коммунизма Л.Н. Крицман. – Буржуа превратился в презренное и отверженное существо – в пария, лишенного не только имущества, но и чести. Он был лишен всех гражданских и политических прав, в том числе права избирать и быть избранным в какое бы то ни было общественное учреждение <…>, всякий, кто хотел стать равноправным членом советского общества, упорно стремился доказать свое незапятнанное рабочее или крестьянское происхождение, подкрепляя его всякого рода документами и показаниями»[1093].

Лишение гражданских прав сопровождалось всяческими ограничениями в социальной сфере. Уже «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятая ВЦИК 3 января 1918 г., ввела всеобщую трудовую повинность. Труд понимался главным образом как физический. Для «имущих классов» он состоял в уборке снега, мусора, рытье окопов и прочей грязной и неквалифицированной работе. Летом 1918 г. во время эпидемии холеры «буржуазия» была мобилизована на опасную работу по захоронению холерных трупов. В 1919 г. все, кто не мог представить удостоверение о службе, по распоряжению коменданта Петроградского укрепленного района Я.Х. Петерса, немедленно задерживались и направлялись на принудительные работы[1094]. Проблема содержания и эксплуатации труда большой массы арестованных вызвала появление новой и до того нигде не применявшейся формы заключения – «концентрационного лагеря для использования труда арестованных, для господ, проживающих без занятий, для тех, кто не может работать без известного понуждения»[1095]. (Впрочем, довольно скоро трудовая повинность перестала быть только классовой мерой принуждения. Постановление Совнаркома от 29 января 1920 г. установило трудовую повинность для всех слоев населения, независимо от постоянной работы и рода занятий)[1096].

При распределении питания образованные классы относились к самой низшей категории, в случае перебоев со снабжением в первую очередь лишались пайка. В январе 1918 г. начались обыски «буржуазных» квартир в поисках скрытых или накопленных «запасов продовольствия». Одновременно проводилась экспроприация мебели, домашней утвари, одежды, белья, постельных принадлежностей и т. п. Домовые комитеты бедноты «уплотняли» квартиры «буржуазии», вселяя в них неимущих граждан. «Весь этот потребительский коммунизм <…>, – писал Л.Н. Крицман, – сбрасывал понятным для самого отсталого, для самого неразвитого пролетария образом членов бывших господствующих классов с их социального пьедестала и тем создавал в пролетариате и примыкающих к нему социальных группах чувство действительного освобождения, ощущение действительного переворота, мощный революционный энтузиазм»[1097]. Действительно, одним из стремлений большевиков было создание в массах ощущения того, что уже близко наступление всеобщего царства равенства и справедливости. И в двух последних понятиях большевистские лозунги ближе всего сходились с обыденными представлениями «пролетариев». Эти лозунги в дни подготовки октябрьского переворота в Петрограде неизменно встречали восторг «низов». По словам журналиста Н.Н. Суханова, Л.Д. Троцкий, выступая перед членами Петроградского Совета 21 октября 1917 г., говорил: «Советская власть отдает все, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя, буржуй, две шубы – отдай одну солдату, которому холодно в окопах. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…» «Это были очень хорошие и справедливые мысли, – писал Суханов. – Они не могли не возбуждать энтузиазма толпы, которую воспитала царская нагайка… Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу. Казалось, толпа запоет сейчас без всякого сговора и указания какой-нибудь религиозный гимн»