Петроград на переломе эпох. Город и его жители в годы революции и Гражданской войны - [116]
Распространение стачек в эти дни происходило по следующей схеме. Сигналом для всех оппозиционных выступлений явилась забастовка путиловцев. Дальнейшее развитие конфликта зависело, однако, уже от специфических условий того или иного предприятия. Можно выявить несколько типов действий рабочих. Некоторые из них были ответом на путиловские волнения.
Путиловская резолюция обсуждалась и одобрялась митингами на заводах А. Коппель, Речкина и Трубочном[937]. Где-то, впрочем, довести заводские собрания до конца не удавалось, и об их возможных результатах можно только гадать. Мы уже упоминали о том, как разогнали митинг в трамвайном парке; нечто подобное случилось и на заводе «Треугольник». Детали произошедшего там инцидента не совсем ясны – видимо, его причиной послужила драка на собрании между рабочими и членами завкома. Дело и здесь не обошлось без стрельбы, а повреждение во время паники трубы парового отопления стало источником многочисленных слухов об ошпаренных кипятком рабочих[938].
Забастовки, правда, не всегда были следствием одобрения путиловской резолюции – проголосовавший за последнюю Трубочный завод к стачке не примкнул. Да и сами путиловцы не слишком уповали на агитационную силу своих обращений, предпочитая им посылку делегаций на заводы – именно они способствовали приостановке работ на Александровском механическом заводе и фабрике Паль[939]. Кое-где стачки возникали и вне всякой связи с путиловскими событиями, в силу внутренних причин. И только совпав с ними по времени, они стали восприниматься как их логическое следствие. На заседании Петросовета 14 марта делегаты ряда предприятий, в том числе Сименс-Шуккерта и Максвелла, в один голос заявили, что забастовка этих заводов не имеет ничего общего ни с «авантюрой левых эсеров», ни вообще с политикой[940]. Характерным примером подобного совпадения были события на фабрике Речкина. Из-за понижения тарифных ставок рабочим «итальянская» забастовка началась здесь уже 11 марта, а вскоре прекратили работу все мастерские. Знакомство с путиловской декларацией произошло лишь позднее – ее заслушали и одобрили, но сколь-нибудь решающего значения она не имела[941].
К этому следует добавить, что в целом число бастовавших не было большим. Многие предприятия не откликнулись на мартовские волнения, хотя причины здесь были разными[942]. Более того, везде принимались резолюции, осуждавшие как путиловцев, так и вообще всех бастовавших. Насколько они отражали подлинные мысли рабочих, сказать трудно. «Некоторые товарищи докладывают, что по якобы единогласно принятой резолюции еще нельзя судить о настроении рабочих», – такую запись можно прочитать в протоколе заседания коллектива РКП Русско-Балтийского моторного завода 17 марта 1918 г.[943] Единодушное голосование по заводам слишком уж контрастировало со слухами, распространенными в эти дни в городе. 16 марта, например, ожидались какие-то «выступления» в Петрограде и случайные выстрелы расценивались как пролог к восстанию[944].
Самое примечательное в мартовских забастовках – это то, как они заканчивались. Здесь не рассматриваются особые случаи – «оккупация» Путиловского завода, разгон рабочих трамвайного парка и «Треугольника». Но зачастую никаких насильственных действий и не требовалось. На заводе б. Речкина стачка была прекращена тотчас же по получении известий о прекращении таковой среди путиловцев[945]. Нечто похожее мы наблюдаем и в других местах. Нередко забастовки кончались вне зависимости от того, выполнялись или нет требования рабочих. Возникает даже ощущение, что все это – некий механический акт, лишенный экономического и политического смысла. Данным сценарием стачек была подчеркнута значимость не идеологических, а «коллективистских» мотивов в поведении рабочих, групповое начало в массовых действиях. И, разумеется, следует сказать об аморфности собственно «идеологической» программы стачек, которая придала бы рабочим акциям большую устойчивость, широту и автономность. Парадоксальность ситуации состояла в том, что мартовские волнения рабочих можно счесть и политическими, и неполитическими.
Политическими они являлись потому, что объективно, что бы ни говорили их участники, представляли собой именно оппозиционную акцию. Вместе с тем рабочие, в подавляющей своей части, отрицали эту оппозиционность. Их резолюции зачастую были лишены политических «вкраплений», а там, где они допускались, заметны их неотчетливость и умеренность.
«Когда речь заходила о вопросах принципиальных – о сущности Советской власти, о ее борьбе с империалистами, о коммунизме – никто из делегатов завода и не думал возражать, наоборот, все положения… принимались скорее сочувственно», – писал о встречах с рабочими депутациями в мартовские дни один из руководителей ПК РКП(б) К. Шелавин[946]. Его слова подтверждает и другая информация о настроениях на заводах ранней весной 1919 г. На фабрике Паль, например, немало произносилось «черносотенных» (по определению коммунистов) речей, здесь требовали отмены смертной казни и «упразднения Гороховой, 2». Однако в принятой рабочими резолюции говорилось только об увеличении хлебного пайка, выдаче мануфактуры, пересмотре тарифных ставок
