Песочные замки - [29]
Марсель с восторгом уставился на нее.
— Вот это талант! И какая естественность! Ах, как жаль, что кино немо! Она бы всех свела с ума! И голос такой нежный, в нем есть что-то нездешнее. Лань! Психея! Одалиска!..
— На, выпей и успокойся.
Мы медленно плыли на волнах ночи. Веселье продолжалось, но какое-то небурное, ровное. Почему Сесилия подсела к нам за столик? Потому что мы были для нее новыми людьми? Зачем принялась расспрашивать этого дылду Марселя? Да еще так забавно!
— Вы парикмахер?
— Что? Нет. Не совсем.
— Я очень люблю парикмахеров. У них длинные пальцы, и они едва касаются вас. А кожа у них нежная, как у лягушек, потому что они всегда гладко выбриты. И пахнет от них приятно. По-моему, все парикмахеры очень красивые. Вы тоже очень красивый, мсье Марсель. Вы откуда-то из леса, из Виллер-Котре. Вы, наверно, лесничий или смотритель. Потому что вы в сапогах.
Ошарашенный градом этих своеобразных комплиментов, Марсель выглядел откровенно смешным. Он двух слов связать не мог.
— Ну, что вы, Сесилия…
— Вы больше не хотите говорить мне «ты»? Когда вы вошли и я сказала: «Вы нас заморозили, красавчики блондины», вы обратились ко мне на «ты»!
— Да, возможно… Ты… нет. Сесилия, я…
Я счел необходимым вмешаться:
— Мадемуазель Сесилия, примите мои поздравления! Вам удалось смутить грозную звезду экрана!
— Ох, да уймись ты, герой-любовник! Выпейте с нами, мадемуазель Сесилия… Хозяин, наверно, позволяет вам посидеть минутку с клиентами, правда?
Она рассмеялась долгим воркующим смехом:
— Не хватало еще, чтобы он не позволял! Как-никак я его дочка! И потом, у нас кабачок не такой, как другие. Публика до того симпатичная! Все без конца смеются. А наши музыканты… Они играют по памяти. Впрочем, иначе и быть не может.
— Не может быть?
— Ну да, конечно. А где же вы работаете на самом деле, если вы не лесник и не парикмахер?
— В кино.
Она была потрясена.
— В кино! Это же настоящий рай…
— О, да что вы! Ремесло, как другие…
— Не говорите так, мсье Марсель! Для нас кино — это что-то вроде храма или цирка.
Она наклонилась к Марселю и прошептала:
— Только не говорите громко, что вы работаете в кино.
И вслух добавила:
— Лучше не надо.
— Ваши клиенты этого не любят?
— Наоборот!
Мы помолчали. Потом она улыбнулась очаровательной улыбкой.
— Вы не очень-то понятливы, — заключила она, надув губки.
— Я просто растерян, — признался Марсель. — А ты, Ален?
— Пожалуй.
— Извините, — сказала Сесилия. — Вы не должны на нас обижаться. Просто нам очень трудно вас понять. Вы вот так, вдруг, приходите, усаживаетесь и говорите запросто «кино, кино». Для нас это не шутка!
— Ну что вы, Сесилия, вы, наверно, вообразили бог знает что! Я действительно сказал «кино»…
— Вы меня обманули? О нет, вы не могли меня обмануть, мсье Марсель!
— Я и не обманул! Я и правда зарабатываю на жизнь, снимаясь в кино.
— Вот и хорошо. Я бы вам не простила такого обмана… Да, все правда. Вы хорошо одеты, на вас превосходная шерсть, как в Шотландии…
Я хмыкнул, и, наверно, это вышло глупо, потому что Марсель меня отбрил:
— Я умоляю тебя, Валентино[36]! О вкусах не спорят!
— Ваш друг все время насмешничает, — сказала Сесилия. — Он что, совсем бездушный?
— У Алена добрейшая душа. Но он еще слишком молод.
— Благодарю, — сказал я обиженно. — Я умолкаю. А вы, голубки, можете ворковать дальше.
Они так и поступили.
— Вы не коренная парижанка, Сесилия? — спросил Марсель.
— Я из Валуа. Люблю большие леса, холодные и мохнатые, заросли, мокрые, как собачья морда, грибы и утреннюю паутину на лице во время бабьего лета.
— Это просто возмутительно, что малышка, которая умеет так замечательно говорить, должна подносить выпивку всяким забулдыгам…
— Не надо так о наших посетителях, Марсель! Ведь они все из общества.
— Из какого такого общества?
— Я вам скажу, если вы придете еще.
— Приду обязательно.
Он даже не отдавал себе отчета в том, насколько он смешон, этот тощий Ромео! Да, да, он именно ворковал:
— Я ездил пару раз в Виллер-Котре за ландышами. На велосипеде. Мне тогда было столько же лет, сколько сейчас Алену. Как это далеко!
— Не так уж далеко.
— Я имею в виду далеко не от Парижа, а далеко в прошлом. Там течет речушка, ручей, заросший камышами.
— Урк, — сказала Сесилия.
— Да, да, Урк. Конечно, Урк, так же как и здесь. Канал — ведь это тоже Урк. Надо же, ты понимаешь это, Ален?
Я понимал только одно: что слишком поздно.
— Урк — моя река, — сказала Сесилия. — И это действительно та же вода, что и в канале, вы правы, мсье Марсель.
Игра разыграна. Слишком поздно. Слишком молод. Все «слишком», и ничего тут не сделаешь! Судьба уже совершила свой поворот.
— Что это с тобой, Ален? Ну и вид у тебя! — сказал Марсель.
— Он, наверно, не любит Урк, — предположила Сесилия.
— О нет, мадемуазель, напротив! Я очень люблю Урк. Продолжайте.
— Да я уже все рассказала. В детстве я жила у няни, в Виллер-Котре. Когда я была совсем маленькой, я возилась в песке на берегу Урк, возле порта Перш. Я даже падала в воду три раза. А потом, в Mo, бегала с мальчишками из соседней школы ловить бабочек на канал. Ведь Урк в районе Mo уже канал.
Удостоенный Гонкуровской премии роман «Когда море отступает», — это роман о войне и мире, о смерти и жизни, о рабстве и свободе, о прошлом, настоящем и будущем…Действие романа относится к лету 1960 года. Участник высадки войск союзников в Нормандии, канадец Абель Леклерк решает провести свой отпуск в местах, где он когда-то сражался. С ним едет Валерия Шандуазель, молодая женщина, потерявшая в Нормандии своего жениха — Жака. Она едет в Нормандию, чтобы преклонить колени перед могилой Жака, героя, отдавшего жизнь за освобождение Франции…
В своей книге Арман Лану ведет читателя тропинками литературоведа-исследователя, знакомит его с разноречивыми свидетельскими показаниями, делится своими сомнениями, приглашает вместе с собой подумать над разными толкованиями какого-нибудь факта. Лану много знает о Мопассане, очевидно, почти все, что о нем можно было узнать в 60-годах XX столетия. Фактов, событий, документов значительных и мелких много в книге, их, может быть, слишком много, и не всегда случайное отделено от главного. [Адаптировано для AlReader].
О жизни и творчестве Эмиля Золя написаны сотни книг и статей. У читателя, берущего в руки книгу Армана Лану «Здравствуйте, Эмиль Золя!», естественно, может возникнуть вопрос: «А что нового расскажет она мне об этом всемирно известном писателе?»Арман Лану несколько лет работал над этим произведением. Его книга об Эмиле Золя — это яркое и своеобразное художественное повествование о большом и трудном пути автора знаменитого письма «Я обвиняю!..» и вместе с тем серьезное и оригинальное исследование творчества создателя «Ругон-Маккаров», «Трех городов» и «Четырех Евангелий».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Арман Лану — известный современный французский писатель. Роман «Свидание в Брюгге» — вторая книга трилогии «Безумная Грета». Первая книга трилогии «Майор Ватрен» и третья книга «Когда море отступает» получили широкую известность среди читателей.Романы «Майор Ватрен», «Свидание в Брюгге» и «Когда море отступает» не имеют единого сюжета, и герои в них действуют разные. Целостность «Безумной Греты» создается сквозным лейтмотивом, это своего рода тема с вариациями: война и память войны.Тема романа «Свидание в Брюгге» — разные судьбы людей, прошедших вторую мировую войну, поиски героями своего места, своей линии поведения в сложной обстановке послевоенной жизни.
Роман известного французского писателя посвящен годам второй мировой войны, движению Сопротивления. В поэтическом многоплановом рассказе о партизанской борьбе в Восточных Пиренеях, о людях, сражающихся за свободу своей страны, автор обращается к фольклору, к легенде.
Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.
Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».
Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.
Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.
Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.
