Песочные часы - [23]

Проходили дни и месяцы, но ничего не менялось. Со временем до нее стали доходить слухи, что муж от нее гуляет. Она восприняла это известие с полным равнодушием, мысленно задав себе только один вопрос: интересно, он любит ее, эту женщину? Впрочем, по большому счету и это было ей все равно.

Иногда она смотрела на себя со стороны — механические движения, заученные до автоматизма: принесла воды, нагрела, помыла посуду, заполнила кастрюлю, нарезала картошку, снова принесла воды… Робот. Она не чувствовала себя живым человеком, не испытывала никакого вкуса к жизни, никаких желаний, кроме одного — чтобы от нее все отстали. Чтобы муж не надоедал, не жужжал под ухом, чтобы не слышать его занудного бормотания и постоянных упреков Марины, не видеть вечно недовольную свекровь — чтобы ее никто не трогал. Едва проснувшись утром, она хотела, чтобы побыстрее закончился день и наступила ночь, чтобы Руслан опять не пришел домой ночевать или пришел как можно позже, чтобы Марина уехала в Кисловодск и подольше не возвращалась, чтобы Алла Васильевна ушла пить чай к соседке, чтобы в кувшине побыстрее закончилась вода и ей снова пришлось выйти из дома…

Приходя на родник, она медленно наклонялась, опускала кувшин и следила, как поток прозрачной, чистой воды заполняет пустое пространство. Иногда она оставляла кувшин в воде — полностью заполненный, он превращался в маленькую плотину, препятствующую быстрому движению горного потока, образуя на его поверхности небольшой бугорок. Течение было настолько сильным, что тяжелый, наполненный водой кувшин с трудом удерживался в руке. Алена медленно вынимала его из воды, перекидывала через плечо, немного подождав, пока холодные капли стекут с поверхности, а потом долго стояла, словно в оцепенении глядя на бегущую воду и прислушиваясь к ее шуму. Ей не хотелось уходить — иногда она ощущала странное, пугающее желание прыгнуть вниз, слиться с водой, раствориться в ней, позволить ей унести себя — далеко-далеко, туда, куда она захочет… Наклонившись, она опускала в воду пальцы — сначала вода казалась прохладной, но постепенно руки леденели, мышцы начинало сводить судорогой. Алена подносила пальцы к губам и согревала своим дыханием. Обратная дорога каждый раз казалась ей путем на эшафот. Тысячи раз она ловила себя на мысли о том, что, если бы на этой дороге был хоть один поворот, она, не задумываясь, свернула бы. Но дорога была прямой и каждый раз приводила ее все к тому же месту, откуда она ушла, — к дому, ставшему для нее клеткой.

— Тебя за водой нельзя посылать, — ворчала Марина, — вечно ходишь по три часа, посуда вся уже засохла, теперь не отмоешь… Что ты там делаешь?

— Воду набираю, что же я еще могу там делать, — равнодушно отвечала Алена, выливая воду в чайник и с тоской замечая, что кувшин еще почти полный.

— В следующий раз, пожалуйста, набирай воду побыстрее.

— Хорошо, — соглашалась Алена, зная, что в следующий раз все повторится снова — чем дальше уходила она от дома, тем мучительнее ей было снова туда возвращаться. Шум горного потока завораживал ее настолько сильно, что она не могла оторвать от него взгляда, как будто надеялась отыскать в этой воде каплю своей надежды. Неподалеку от родника росли желтые цветы, образуя маленькую густую полянку среди грязно-серых камней. Алена часто смотрела на эти цветы и удивлялась, как это они выросли здесь, где вокруг не было ни одной травинки, ни одного дерева… Однажды она сорвала цветок, медленно поднесла к лицу, к самым глазам, различая мелкие, тончайшие прожилки — сосуды, по которым течет влага. Цветок источал какой-то горький запах — некоторое время повертев его в руке, она наклонилась и опустила его в воду, которая тут же охотно подхватила его и унесла с собой…

И вдруг Алена вскрикнула, увидев, как с шеи слетел золотой кулон и упал прямо в воду. Застежку на цепочке уже давно пора было починить, но она каждый раз забывала об этом, и вот теперь поплатилась за свою забывчивость — золотой полумесяц улегся на дне, отражаясь сверкающим бликом в толще прозрачной воды. Он попал в ложбинку между камнями — поэтому вода не унесла его, не взяла с собой, как тот желтый цветок, который сорвала Алена. И все же достать его было практически невозможно. Вода такая ледяная, да и дно слишком глубоко…

— Девушка, у вас, кажется, неприятности? — вдруг услышала она чей-то голос и вздрогнула, испугавшись. А обернувшись, сразу же, в считанные доли секунды, поняла, что ее жизнь полностью изменилась.

* * *

У него были темные глаза — почти такие же, как у нее, даже еще темнее — совсем черные цыганские глаза и бледная кожа; полные, неочерченные губы и узкие теплые ладони. Почему-то тогда, в самую первую минуту их встречи, еще не зная, кто это стоит перед ней, и, конечно же, не дотронувшись до его руки, она подумала, что у него, наверное, теплые ладони. Все происходило как во сне — а может быть, вся прошедшая до этой минуты жизнь снова показалась ей сном, который наконец-то закончился. Какое-то смутное чувство тревоги сжало ее сердце и тут же отпустило, уступая дорогу совершенно новому для нее ощущению безоблачного и беспричинного счастья. У нее закружилась голова, а толчки пульса на шее вдруг стали настолько ощутимыми, что она даже подумала: «Сейчас оно выскочит из меня, мое сердце». Горячая волна быстро прокатилась по всему телу, ноги вдруг стали ледяными… Все это длилось не больше минуты, а потом она как будто очнулась ото сна.