Песня Рахеро и другие баллады - [4]

Смеялся, и шутил, и льстил, и в бок того толкал:

«Поёшь, как птичка ты, мой друг, так в жизни не спою,

Но не боялись короля так в молодость мою,

Что тебе час, коль сердцем ты перед собою честен?

Иди в мой дом, там посиди, посмейся среди женщин,

А я, нам сделать чтоб обед, заброшу свой крючок».

Послушный Таматеа груз в тенёк повесил, на сучок

На дереве, сойдя с тропы. Рахеро очень весел был,

Смеясь, как будто птицелов, который птицу приманил.

И выбрал он себе крючок, его прилежно осмотрев, <5>

И, подышав, полировал, о кожу ног своих терев,

Циновку выдал простачку, сказав, чтоб парень не скучал,

Пока гостеприимный он рыбалкой быстрой промышлял.

И, выйдя вон, Рахеро встал, всего себя в слух превратил,

Внутри услышал женский смех, когда простак шутил.

Тайком он подошёл в тенёк, там, с рыбой где висела

Корзина в манговых ветвях. Свершая подло дело,

Корзину ловко приоткрыл и рыбью мякоть взял,

Ту, что достойна короля и вождь бы пожелал.

Её он завернул в листы, и на угли поставил,

И, мякоть прикопав, взамен объедки предоставил,

Прилежно всё запаковав в корзину, говорит:

«Закусочка тебе, король, надеюсь, что стошнит. –

Корзину он вернул на сук, чем вызвал мух экстаз. –

Вот тебе соус к ужину, король лукавых глаз!»

Как только печь открылась, понёсся рыбный дух.

В тени дома Рахеро все сели за еду,

И тихо листья чистили, шутили и смеялись,<6>

И поднимались чаши, и залпом выпивались,

Но больше ели в тишине. И, есть закончив враз,

Рахеро будто вспомнил, по солнцу смерив час,

Сказал он: «Таматеа, пора бежать, мой друг».

И Таматеа тут же встал, во всем послушней слуг,

Корзину взяв на плечи, с хозяином простившись,

Вдоль шума волн он зашагал, в дальнейший путь пустившись.

И долго так ещё пройдя, увидел рай зелёный,

И стебли пальм, и тени, и крыш строений склоны.

И там, меж ними, во дворце, король сидел высок,

Вокруг с оружьем айто и йоттовы у ног. <7>

Но страх червём был в сердце, и страх – в его глазах,

Измену в лицах он искал и ложь искал в речах.

К нему явился Таматеа, в руках он дар держал

И, воздавая почести, стоял он, как вассал.

И молча слушал всё король, с закрытыми глазами,

Гнуснейшей мыслью был объят и страхов образами,

И молча принял этот дар, и отослал дарителя.

И Таматеа пошагал назад, к своей обители.

Король сидел задумчивый, но слух прошёлся вдруг,

Шептались тихо йоттовы, а чернь болтала вслух,

Всех хохот просто разбирал от наглости такой:

Объедки королю дарить – в лицо, перед толпой.

Король лицом краснел, белел от гнева и стыда,

То в его сердце пламень был, а то текла вода,

Он повернулся вдруг назад и айто крепко сжал,

Из караула молодца, что с омаре стоял,<8>

Команду в ухо произнёс и имя указал,

Тем свой бессильный гнев и страх, казалось, разогнал.

А Таматеа-дурачок был к дому на пути,

В лицо ему вставала ночь, день гаснул позади.

Рахеро видел, как он шёл, и радость в нём была,

Желал он королю позор, но не парнишке зла.

И тот, кто по пути встречал, приветствие дарил,

Ведь он был дружествен лицом и так же говорил.

Он рад был снова видеть люд и рад, что сделал дело,

Он уже к дому подходил, почти уж солнце село.

В Тайарапу купанья час настал. И все кругом,

Приятно, весело смеясь, купались перед сном.

Спускалась на долину ночь. А солнце на горах

Застыло, кажется, пока, сражаясь в облаках,

Едва сияло в высоте. И листья изумрудами

У пальм, и тени их стволов на всю длину разнузданны.

Тень Таматеа головы зашла уже домой[12].

Как вдруг он шелест бега ног услышал за спиной.

Он, повернувшись, увидал: вот воин на тропе

При поясе, вооружён, бежит за ним, вспотев.

Прыжок, и он уж рядом с ним, и, слова не сказав,

Свой омаре он в ход пустил, жизнь пареньку прервав.

II. Отмщение Таматеа

Предательство Рахеро уж вскоре позабыто,

Король сидел на месте, простак лежал убитый.

Но Таматеа мать в глазах хранила смерти блики.

И несколько ночей не спал Тайарапу под крики.

И вот, когда дитя в лесу стал холодом сомненья,

Она не знала дом, друзей, лишь лес ей окруженьем,

Звенели горы звуком горя, что из груди стенала:

Рвала впустую воздух ртом, как лев, она кричала,

Пронзая слушающих слух и раня их сердца.

Но, как погода в море может меняться без конца,

Внезапно ураган забрав обратно в небеса,

И бросит в штиль стоять корабль, повесив паруса,

Дыханье ветра прекратив, как свет от лампы, вмиг,

И приближая этим всем беззвучный смерти крик,

Так вдруг, стенанья прекратив, она тихонько встала,

Покинув свой печальный дом, спокойствие сыскала,

Смерть унеся в своей груди, точа её рукой.

Она прошла все берега земли немалой той.

И, говорят, она без страха спала во тьме ночами

В местах ужасных, лишь смотря открытыми глазами

На ленты света, что от храма к храму всё несутся, <9>

Ни моря в лодке не страшась, ни горных троп, что вьются.

Из края в край по острову, не меряя преграды,

От короля до короля несла рассказ утраты.

И королю за королём престолы посещала,

Припоминая всё родство, что в песнях называла,

Все имена своих отцов. И, сердце усмирив,

Шутила, чтоб поймать их слух, смеялась шуткам их:

И так сначала завлекав, вдруг тема изменялась:

И все люди из Вайау[13] той смертью проклинались.

И соблазняла королей богатством тех земель,

И льстила: «Если не у вас, чья ж армия мощней?»