Песня Рахеро и другие баллады - [14]

Во Фландрии став в лагерь[59].

Колокола чужих церквей

Равнину обзвонили:

Пересечён весёлый Рейн,

Шотландцы Майн испили.

Сквозь джунгли Азии свой путь

В тартанах выполняя[60],

Их горнов ржание неслось,

Став ужасом Катая. <3>

Он думал: «Множество имён

Всех языков людских

Услышал я и здесь, и там,

В походах всех своих.

Тогда я был в родном краю,

Где муж не носит брюк,

Где сельди в море,

И орлов разносят горы звук,

Теперь уже я – капитан,

С кокардой, при мундире,

Но ничего подобного

Нигде не слышал в мире».

III. Место имени

Война пришла и в этот лес,

Что зА морем стоит[61],

Война, когда исподтишка

Враг из кустов палит,

Бритых голов, чумазых лиц

И ног, что не слыхать,

В лесах чудного языка,

Что нам не разобрать[62].

Стоял угрюмый генерал,

При нём весь штаб стоял,

Он местность всю обозревал

И мрачно замечал:

«По службе много я знавал

Побед и похорон,

Нам нужно воду пересечь,

Но лес со всех сторон.

Я много бился, но вот так –

Впервые рисковать,

Нам бы разведчика к воде,

Чтоб глубину узнать».

И вот, когда настала ночь,

Проворный капитан,

Наш Кэмерон, в разведку шёл

К коварным берегам.

Хоть капитан бесшумен был

И двигался легко,

Дикарь, раскрашен и обрит,

Шёл с ним недалеко.

И хоть весь мрак кругом был тих, –

Ни птиц, ни зверя воя, –

Весь лес наполнен был людьми

В раскраске боевой.

«Бывал в далёких я краях,

Знавал людей лихих,

Но никогда не ощущал

Опасностей таких».

Бывает, странности во тьме

Нам кажутся везде.

Знал человек, что капитан

Уж подошёл к воде.

Он точно знал, что он один

И никого кругом.

Но вот они лицом к лицу,

Себя узнав в другом.

«Так вот мой рок, – тут он сказал, –

Сейчас мне всё узнать.

Здесь утром многие падут,

Но мне тот счёт начать.

Скажи, неведомый дикарь

С раскрашенным лицом,

Как это место назовёшь

Своим ты языком?»

«Зовут французы Су-Мари[63]

Леса вокруг с рекой,

Но это имя для святош,

А не для нас с тобой, –

Бритоголовый отвечал, –

Для нас – не этим слогом.

Со дней Великих Мертвецов

Зовём – Тикондерога[64]».

А утром грянул жуткий бой,

Где Кэмерон лежал

В пыли лесов перед рекой,

Как мёртвый предсказал.

Вдали скалистых островов

И вереска полей

Он спит в местах, чьё имя знал

Из уст судьбы своей.

Примечания к «Тикондероге»

Введение – впервые я услышал эту легенду о своей стране от друга писателей мистера Альфреда Натта (Alfred Nutt) «в ревущем потоке центрального Лондона». И после того, как баллада впервые увидела свет в журнале Скрайбнера (Scribner’s Magazine), мистер Натт и лорд Арчибальд Кэмпбелл (Archibald Campbell) публично спорили о фактах. Два клана – Кэмеронов и Кэмпбеллов[65] – претендуют на эту бодрящую историю, и они правы: человек, который предпочёл своё тяжкое обещание указаниям и угрозам мертвеца, является предком достойным того, чтоб на него претендовали. Но Кэмпбеллы должны остаться довольными: они располагают обширными владениями и обширной страницей в истории. В этой же участи им следует отказать, поскольку между именами Кэмерон и Кэмпбелл муза всегда выбирает без сомнений.

<1> Мистер Натт напоминает мне, что клятва Кэмерона звучала «моим мечом и Бен-Крачейном[66]».

<2> «При парике лорд Лондона». Первый Питт[67].

<3> «Катай»[68]. Должно быть, есть какое-то упущение в очаровательной «Истории горских полков» генерала Стюарта («History of the Highland Regiments»), книге, которую вполне можно переиздать и продолжить, иначе кажется непонятным, как наш друг мог попасть в Китай[69].

Вересковый эль: гэллоуэйская легенда [70]

Из колокольцев вереска

Варили испокон

Напиток, – слаще мёда

И крепче вин был он[71].

Варился он и пился,

И был блажен запой,

В котором все валялись

В жилищах под землёй.

Врагам своим тираном

Король шотландский стал,

Разбил он пиктов[72] в битве,

Их, словно лань, погнал,

Пространства гор багряных,

Куда бежал народ,

Усеял крох телами:

Кто мёртв и кто умрёт.

Лето в страну вернулось,

Красен стал вереска цвет;

Но никого, кто расскажет

Способа варки, нет.

В маленьких, словно детских,

Могилах средь горных вершин

Лежат пивовары вереска,

И нет им числа таким.

Король по цветущим пустошам

Катался в летний день:

И кроншнепы[73] там кричали,

И пчёлам жужжать не лень.

Король же ехал, и злился,

И хмур был лицом, и бел:

Правя Страною Вереска,

Он права на эль не имел.

Случайно отряд вассалов,

В пустошь судьбой гоним,

Нашёл упавший камень

И сброд, что жил под ним.

Их вырвали из приюта,

Не слыша и звука в ответ,

Отца-старика и сына –

Последний от пиктов след.

Король смотрел на мелких,

В седле высоко восседая,

А снизу глядела тихо

Пара смугло-седая.

Стояли они у обрыва

Скалы, что над морем высь:

«Я вам за секрет напитка

Оставлю, уроды[74], жизнь».

И сын, и отец стояли –

Повыше и ниже чуть, –

И вереск вокруг был красен,

И грохот от моря – жуть.

И тут вдруг отец промолвил,

Высокий голос подал:

«Я должен сказать приватно,

Чтоб только король узнал».

«Жизнь дорога для старца,

А с чести навар мне мал.

Продал бы секрет тебе я, –

Так пикт королю сказал[75].

Его пронзительный голос

Был чист, как у мелких птах. –

Продал бы секрет тебе я,

Лишь сын мне внушает страх.

Им жизнь ничего не значит,

И смерть молодым не понять,

Однако пред взором сына

Нет духу мне честь продавать.

Великий король, повяжи его

И в море забрось далеко;

Тогда секрет, что храню я,

Мне будет раскрыть легко