Песни славянских народов - [7]

Обернулся и с коня он кличет:

«Эй, брат дервиш, сослужи мне службу:

Ты поишь и вечером и утром

Своего коня в реке Ситнице,

Покажи, где бродят через реку,

Чтобы мне с конем не утопиться!»

Старый дервиш дав ответил бану:

«Страхинь-бан ты, ясный сокол сербский,

Для Тебя и для коня такого

Всюду броды, всюду переходы!»

Бан махнул и перебрел Ситницу,

И помчался по Босову полю

К той горе, где был шатер широкий

Сильного турчина Влах-Ажи.

Бан далёко, солнышко высо́ко,

Осветило все Косово поле

И полки несметные султана.

Вот тебе и сильный Влах-Алия!

Про́спал ночь он с бановича любой,

Под шатром, на Го́лече-планине;

Уж такой обычай у турчина –

Поутру дремать, как встанет солнце:

Лег-себе, закрыл глаза и дремлет.

И мила ему Страхиньи люба:

Головой в колени в ней склонился,

А она его руками держит,

И глядит на поле на Косово,

Сквозь шатер растворенный широко,

И рассматривает силы рати,

И какие там шатры у турок

И какие витязи и вони.

На беду вдруг опустила очи,

Видит – скачет мо́лодец удалый,

По Косовскому несется полю.

И рукой она толкнула турка,

По щеке его рукою треплет:

«Государь мой, сильный Влах-Алия!

Пробудись и подымись скорее:

Неподвига, чтоб те ног не двигать!

Подпоясывай свой литый пояс,

Уберись своим оружьем светлым:

Видишь, едет к нам сюда Страхиньич,

Страхинь-бан из маленького банства:

Голову тебе отрубит саблей,

А меня он увезет с собою,

Выколет живой мне оба ока!»

Вспыхнул турок, что огонь, что пламень,

Вспыхнул турок, сонным оком глянул

И в глаза захохотал ей громко:

«Ах, душа, Страхиньича ты люба!

Эк тебе он страшен, твой Страхиньич!

Днем и ночью только им и бредишь!

Знать, душа, как и в Едрен уедем,

Он пугать тебя не перестанет!

Это, видишь, люба, не Страхинья,

Это, люба, делибаш султанский:

Чай, ко мне самим султаном послан,

Либо царским визирем Мехмедом,

Чтобы турок я у них не трогал:

Всполошились визири царёвы,

Испугались видно ятагана!

Ты не бойся, коли я отсюда

Покажу дорогу делибашу –

Саблею его перепояшу,

Чтоб еще ко мне не посылали!»

Но ему подруга-люба молвит:

«Государь могучий Влах-Алия!

Погляди ты, аль ослеп – не видишь,

Это вовсе не гонец султанский,

Это муж мой, Страхинь-бан уда́лый,

Я в лицо его отсюда вижу,

По глазам его узнала с разу,

Да и ус, как погляжу, такой же;

Вон и конь его, и пёс косматый,

Караман его лихой и верный;

Не блажи, а подымайся лучше.»

Как услышал турок эти речи,

Он трухнул, вскочил на легки ноги,

Подпоясал златолитый пояс,

За пояс заткнул кинжал булатный,

У бедра повесил саблю востру,

На коня на вороного глянул,

На коня он глянул – бан нагрянул.

Не кивнул он турке головою,

Не назвал селяма по-турецки,

А сказал ему собаке прямо:

«Вот ты где, проклятый басурманин,

Вот ты где, лихой царёв ослушник!

Ты скажи мне, чьи дворы разграбил?

Чьих прогнал ты верных домочадцев?

Чью, скажи, теперь ты любу любишь?

Выходи со мной на поединок.»

Изготовился турчин на битву,

Прыгнул раз и до коня допрыгнул,

Прыг еще и на коня он вспрыгнул,

Подобрал ременные поводья;

Бан не ждет, помчался на турчина

И пустил в него копьем булатным.

Тут бойцы уда́лые слетелись,

Но руками размахнул Алия

И поймал он бановича пику,

И кричит он громко Страхинь-бану:

«У, ты гя́ур, Страхинь-бан проклятый!

Вот ты что придумал и затеял:

Да не с бабой это шумадийской[7],

Что наскочишь – криком озадачишь,

А могучий это Влах-Алия,

Что не любит и султана слушать,

Помыкает он и визирями,

Словно мухами да комарами:

Вот ты с кем затеял поединок.»

Так сказал и сам пускает пику,

Просадить хотел Страхинью сразу,

Но Господь помог тут Страхинь-бану,

Да и конь был у него смышленый:

Он припал, как загудела пика,

И она над баном просвистела

И ударилась в холодный камень,

На три иверня разбившись разом,

У руки и где насажен яблок.

Как не стало копьев, ухватили

Палицы они и шестоперы.

Размахнулся турок Влах-Алия

И ударил Страхннь-бана в темя;

Страхинь-бан погнулся, покачнулся,

Верному коню упал на шею,

Но Господь опять помог Страхинье,

Да и конь был у него смышленый,

Конь такой, какого не видали

С той поры ни сербы и ни турки:

Он взмахнул. и передом, и задом,

И в седле Страхпньича поправил.

Тут уж бан ударил Влах-Алию,

Из седла не мог турчина выбить,

Но коня всадил он по колени

В землю всеми четырьмя ногами.

Шестоперы также изломали

И повыбили из них все перья;

Тут за сабли вострые схватились,

И давай опять рубиться-биться.

А была у Страхинь-бана сабля:

Трое саблю вострую ковали,

А другие трое помогали

С воскресенья вплоть до воскресенья;

Выковали саблю из булата,

Рукоять из серебра и злата,

На великом брусе, на точиле,

Страхинь-бану саблю наточили.

Замахнулся турок, но Страхинья

Подскочил, на саблю саблю принял,

На полы рассек у турка саблю,

И взыграл, возрадовался духом,

Кинулся смелей на Влах-Алию,

Налетал оттуда и отсюда,

Чтобы с плеч башку снести у турка,

Или руки у него поранить.

Лих боец с лихим бойцом сошолся:

Наступает сильный бан на турка,

Только турок бану не дается,

Половинкой сабли турок бьётся,

Он обертывает саблей шею,

Заслоняет грудь и руки ею,

И Страхиньи саблю отбивает,

Только иверни летят да брызги;

Друг у друга сабли изрубили,

Изрубили вплоть до рукояти,

Всторону отбросили обломки,

Соскочили с ко́ней и схватились

Друг за друга сильными руками

Q. как два великие дракона,

По горе по Го́лечу носились,