Песни славянских народов - [23]

– «Ты послушай, дитя дорогое,

Что скажу я тебе на это:

Как захочет свекровь опоить-то,

На зеленую траву вино вылей,

Опрокинь на камень на серый,

Из которого делают известь;

Поднесет она хлеба да с ядом,

Ты отдай его щенку молодому.»

Как застонет Бреда, заплачет,

Своей матери так отвечает:

«Когда станешь приданое готовить,

Станешь класть в сундук мой дубовый,

Ты возьми мой белый платочек,

Положи в сундук его сверху:

Прежде всех мне его будет нужно,

Завязать чтобы на́ сердце рану.»

А еще Бреда говорила:

«Что скажу тебе, милая мати!

Как приедут сюда эти турки

И на землю с коней соскочат,

Посади ты их за стол пообедать;

Ты напой, накорми их досыта.

Как зачнут они напиваться,

Станут спрашивать молодую Бреду,

Тогда ты пошли за мной, мати,

И отдай меня злому турку!»

Стала мать приданое готовить,

Стала власть в сундук свой дубовый,

Как наехали турецкие сваты

И на землю с коней соскочили;

Мать за стол посадила их обедать,

Накормила их, напоила.

А как зачали сваты напиваться,

Еще стали просить они Бреду.

Скоро мать по нее посылала,

Отдавала ее злому турку;

За обед они ее посадили,

Дорогое вино с нею пили.

Привели тут коня молодого;

На коня того Бреда садится.

Они скачут по ровному полю,

Только вьётся вслед мгла густая

От дыханья коней турецких.

На бегу бредин конь спотыкнулся,

Спотыкнулся, седло покачнулось;

А в седле был кинжал запрятан –

Бреде в сердце он вонзился.

Молодой жених с коня сходит,

С коня сходит, сам говорит сватам:

«Это мать моя сделала злодейка!

Восемь жен у меня уморила,

И теперь уморить хочет эту;

Без неё я жив не останусь!»

Молодой жених продолжает,

Слуге малому приказ отдает он:

«Что скажу тебе, слуга мой проворный:

Ты поправь седло милой Бреде.»

А слуга на ответ ему молвит,

Говорит, жениху поперечит:

«Кто недавно цаловал Бреду,

Тот пускай и седло поправляет.»

Жениха к себе Бреда подзывает:

«Жених милый, что тебе скажу я!

Ты поди отопри сундук мой,

Ты достань мне там белый платочек:

Завяжу я платком этим рану.»

А еще Бреда говорила:

«Ты скажи мне, жених ты мой милый,

Далеко ль до города осталось?»

– «Не горюй, дорогая Бреда!

Скоро кончатся наши невзгоды:

Вот уж видна золотая стрелка,

И серебряны видны ворота.»

И спешат они по ровному полю,

Будто птица в воздухе несется,

Только вьётся вслед мгла густая

От дыханья коней турецких.

Как приехали они в белый город,

То на землю с коней соскочили;

Их свекровь во дворе дожидалась;

Молодой она Бреде говорила:

«Далеко по нашему краю

О твоей красоте слух несется;

Но лицо твое не столько румяно

Как молва о нем ходит но свету.»

Вот поит она молодую Бреду,

Пирогом ее угощает:

«Станешь пить ты красные вина,

расцветет лицо твое румянцем;

Станешь есть пирогов моих белых,

Снова будешь ты белее снегу.»

Бреда пить вино не стала,

На зеленую траву проливала,

Опрокинула на камень на серый,

Из которого делают известь –

И в минуту трава погорела,

И в минуту камень распался;

А пирог отдала собаке –

И собака околела на месте.

Говорила Бреда свекрови:

«Что скажу тебе, немилая свекровка!

Далеко по нашему краю

О твоей слух несется о злости;

Только злость твоя хуже гораздо,

Чем молва о ней ходит по свету.

Восемь жон ты у сына уморила,

И меня опоить захотела,

В пироге подала мне отраву.»

Жениху Бреда говорила:

«Ты послушай, что скажу тебе, милый!

Где приют для меня в твоем доме?

Где покой мой писанный – спальня?

Где постель у тебя постлана́ мне?»

А свекровь говорит ей на это:

«Никогда мне на мысль не вспадало,

Чтобы где-нибудь был такой обычай,

Чтобы где молодая невеста

Для себя бы покой попросила

И постель бы свою посмотрела.

Только есть у нас такой обычай,

Что невеста за печками смотрит.»

Как повел жених ее в спальню,

Показал он ей две постели.

Бреда в белую постелю ложилась,

Развязала на́ сердце рану

И в последний раз говорила:

«Лейся, лейся, кровь, ты из сердца!

Я пошлю тебя в матери милой,

Ей на память по мне отошлю я.

Про меня уж она не услышит

И меня самоё не увидит.»

Любушин суд

Гой, Влетава! что ты волны мутишь,

Сребропенные что мутишь волны?

Подняла ль тебя, Влетава, буря,

Разогнав с небес широких тучу,

Оросивши главы гор зеленых,

Разметивши глину золотую?

Как Влетаве не мутиться ныне:

Разлучились два родные брата,

Разлучились и враждуют крепко

Меж собой за отчее наследье:

Лютый Хрудош от кривой Отавы,

От кривой Отавы златоносной,

И Стятлав с реки Радбузы хладной,

Оба братья, Кленовичи оба,

Оба Тетвы славного потомки,

Попелова сына, иже прибыл

В этот край богатый и обильный

Через три реки с полками Чеха.

Прилетела сизая касатка,

От кривой Отавы прилетела,

На окошке села на широком,

В золотом Любуши стольном граде,

Стольном граде, светлом Вышеграде,

Зароптала, зарыдала горько.

Как сестра касатки той родная

Эти речи в доме услыхала –

Позвала княжну Любушу в город

Учинить великую расправу,

Звать на суд её обоих братьев

И решить их дело по закону.

Шлет послов княжна из Вышеграда

Святослава кликать из Любины,

От Любины белой и дубравной;

Лютобора витязя, что правил

На холме широком Доброславоком,

Где Орлицу пьёт синяя Лаба;

Ратибора с Керконош высоких,

Где дракона ярый Трут осилил;

Радована с Каменного Моста,

Ярожира от вершин ручьистых,

Стрезибора от Сазавы злачной,

Саморода со́ Мжи среброносной,

Кметов, лехов и владык великих[19],

И Стяглава и Хрудоша братьев,