песни мертвых детей - [107]

xi

В комнате ожидания перед Главной камерой пыток (откуда исходил очень странных запах) я неожиданно увидел лейтенанта Юга и сопровождающих его лиц. Поначалу его появление меня огорчило, ведь я узнал, что схватили моего товарища. Но потом я обрадовался, так как это означало, что сержант Север пока не попал в лапы гестапо. Потом я огорчился вторично, так как посмотрел в лицо лейтенанту Югу и обнаружил, что смотрю в глаза незнакомца, жалкого и загнанного. Очевидно, моего бывшего друга удалось заставить перейти на сторону врага.

Увидев мое смятение, а затем презрение, младший лейтенант счел необходимым объясниться.

— Я не хотел попасть в тюрьму, — прошептал он. — Они все равно знают. Им почти все рассказала Миранда. А ей рассказал ты. Я не хуже тебя. Я не раскрывал секретов.

Граждане Великой Британской империи и Содружества Ее величества, я чувствую ваше смятение, я разделяю ваш гнев, я сознаю ваше презрение. Быть преданным — само по себе неприятно, но быть преданным столь умным, крепким, здоровым молодым человеком, на чью силу мы всегда полагались! Понимать, что этот оплот наших отважных мыслей и имперского могущества — что этот человек, как я сказал, исполненный всего возможного величия, сдался столь безвольно и столь быстро! Эта мысль едва выносима.

xii

Эмплвик кишел людьми СС. Сержанту Северу потребовалось более часа, чтобы добраться до дома коллаборационистов Берта и Эстель. Он избрал самый длинный и самый безопасный маршрут. Но все равно несколько раз чуть не попался.

Он тщательно проверил, что гестапо не выставило у дома охрану. Затем, не теряя времени, он пробрался в сарай, что находится в саду и нашел канистру с бензином.

Разбив стекло в двери черного хода, он просунул руку внутрь и повернул в замке ключ.

Мгновение он прислушивался. Дом казался тихим и пустынным.

Но едва Север ступил в гостиную, как кто-то схватил его сзади. Он боролся, точно дикий зверь, угодивший в западню, но в конце концов понял, что сопротивление бесполезно. Кто-то, черт бы его побрал, прятался за дверью.

Сначала сержант подумал, что это мистер Динозавр, сколь бы нелепой ни выглядела эта мысль. Но затем он услышал голос, который ни с чьим другим не спутаешь.

— Поставь канистру, сынок

Это был Бригадир СС.

Поначалу сержант Север не подчинился. Хватка на его горле стала крепче. Он начал задыхаться.

— Брось, — прошипел Бригадир.

Выбора у Севера не было. Канистра выпала из его рук.

xiii

В этот момент все, кто собрался или кого собрали в комнате ожидания, перешли в Главную камеру пыток Стульев не хватило, и большинству пришлось стоять. Лейтенант Пол Юг мялся перед Главной Мучительницей, шмыгая носом. Я же, наоборот, стоял по стойке смирно. Глаза Мучительницы сверлили нас, глядя поверх ее длинного носа.

— Ну? — сказала она. — Что вы двое можете сказать в свое оправдание?

Нас окружали взрослые. Так было и раньше, но несколько кратких мгновений и лишь несколько еще более кратких мгновений, теперь же так будет во веки веков.

xiv

Грусть охватила нас, когда мы увидели, как в Камеру пыток вводят сержанта Севера, закованного в наручники.

Бригадир СС дал краткий отчет о попытке нашего Вожака напасть на дом коллаборационистов.

— Я знал, что он туда вернется, — сказал Бригадир с ликованием. — Я так и знал.

— Вы были правы, — подтвердила Главная Мучительница.

Я увидел, что Север смотрит на меня, и кивнул в сторону понурого Юга. Лейтенант разглядывал свои ботинки, ему было стыдно взглянуть Вожаку в глаза.

— Предатель, — прошептал сержант Север.

Лейтенант Юг вздрогнул.

После этого Север никогда не обращался напрямую к Югу.

xv

Я понял, что время пришло.

Опустив руку в передний карман брюк, я быстро достал финку. Одновременно я шагнул к столу, где сидела Главная Мучительница.

Все в комнате застыли в типичных позах: сержант Север в вызывающей; лейтенант Юг в подавленной; Бригадир СС в надменной; Главная Мучительница в испуганной; отец и мать Пола в подобострастной; Миранда в боязливой.

Еще шаг — и я у стола. Только сейчас Бригадир пришел в движение. Но к тому времени я уже воткнул, воткнул, воткнул, воткнул нож в столешницу.

Бригадир схватил меня сзади, а я наблюдал, как звенит и дрожит лезвие.

Первым, кто заговорил до того, как поднялся гул, гул, который, чудилось, не прекратится никогда, — первым заговорил наш Вожак, сержант Эндрю Север.

Он красноречивым жестом указал на нож и проговорил:

— Это Мэтью.

Это был наш последний открыто вызывающий поступок Во всяком случае, пока.

xvi

Я пишу, как вы, конечно, знаете, из временной ссылки во все еще свободную землю Канады. Но при этом я бросаю взгляд через могучий Атлантический океан: о, Англия, я стремлюсь к тебе всем сердцем, всей своей душой. Что касается моей собственной судьбы, то я понятия не имею, что со мной станется. Если минуло уже достаточно времени, вы, вероятно, уже знаете то, чего не знаю я. И все же у меня есть сильное предчувствие — можно сказать, почти видение — того, что произойдет. Видение о вновь свободном крае, изобильном и прекрасном крае. И в этом видении я стою на английской земле. Я наверху, на холме в Эмплвике, холме, что зовется Оборонным холмом. И там я стою лицом на север и гляжу на широкие поля, освещенные скользящими лучами низкого золотистого солнца. Живые изгороди бросают благословенные узорчатые тени на поле, полное не ссыпанной в амбар пшеницы. Над этим полем, где мыши так редки, парит орел, будто рука ребенка, зависшая над рождественским подарком, откуда ей дозволено взять лишь одну конфету. По соседству, на изумрудном лугу, овцы повторяют зигзаги, что выписывают шотландские овчарки, послушные свисту добрых и скромных пастухов. А дальше, на другом лугу, терпеливые коровы набивают желудки сочной, густой травой матушки Англии. И всюду, вокруг меня, порхают птахи, полня воздух чудесной и многозвучной песней. Миксоматозный кролик, напрягая последние силы, падает в темень родной норы. Пчелы неустанно снуют меж цветами-дачами, спеша на рандеву с тычинками, окунаются в пыльцу и торопятся к еще более лакомым радостям. Барсук зевает, дожидаясь мрака и своего неуклюжего выхода в ночь ради поиска провианта. Совы блаженны в глубоком сне, пребывая в безопасности своих дупел. В соседнем пруду мягкие брюшки тритонов ласкают пузырьки, вырывающиеся из лениво-беззвучных ртов карпов. Кошка припрыжку бежит к дому, тень в пять раз длиннее ее самой. И все перекрывает синева, подобная глазам, и белизна, подобная цветам. Легко несутся облака, осеняя землю бесконечным разнообразием теней. Верхушки облаков фантастичны и филигранны, но их низ — линия, обрезанная строго параллельно горизонту. Таково мое видение будущего — будущего, которое восхитительно близко и огорчительно далеко. Хотите верьте, хотите нет Весна придет, и Англия вновь станет свободной. Мне же лишь остается надеяться, что сам я обрету посмертное удовлетворение в том, что внес свою скромную лепту претворяя утопию в действительность.