песни мертвых детей - [106]

— Это все Эндрю, — сказал он. — Это он заставлял нас.

vii

О несправедливость! В этот самый момент пала наша страна. В это самое мгновение рок обрушился на нас. Возможно, в будущем, когда прекратится эта гнусная оккупация, когда миролюбивые страны всего света объединятся, чтобы изгнать фашистских гадов с нашей земли, когда Англия поднимется с колен и воспрянет, и вернет себе свободу и гордость, и снова станет старшим и уважаемым братом в семье наций, — возможно, тогда тот страшный миг превратится просто в историю, в случай, изучая который школьник будет качать головой и думать: «Я так никогда бы не поступил». Но в нашем нынешнем положении мысль о том предательстве, а другого слова не подберешь, — это не просто факт прошлого, это та самая шпора, которой мы подстегиваем наши силы-жеребцы на новые атаки и нападения. Этот случай ни больше ни меньше, чем воплощение нашего позора, нашего гнева, нашей жажды самоискупления.

viii

А в лагере для интернированных Берт пытался вывести меня из себя, дабы я в гневе проговорился.

— Мы знаем, ты считаешь нас виновными в смерти Мэтью, считаешь, что мы не все сделали для того, чтобы он остался в живых.

— Если бы мы раньше предприняли меры, — прочирикала Эстель.

— Но какой смысл в убийстве невинной собаки?

Я скрестил руки и уставился в стену у них над головой, словно там было что-то невероятно интересное — например, редчайшая бабочка. На самом деле я смотрел сквозь стену и видел воображаемый вариант событий, которые происходят сейчас в других местах, — вариант, надо сказать, во всем, кроме незначительных деталей, оказавшийся необыкновенно точным.

— А теперь мы слышим, что ты замышляешь против нас что-то вроде плохо разработанного заговора.

— Если он все еще у тебя, — сказала Эстель, — мы были бы благодарны, если бы ты вернул нам альбом с фотографиями. Кража — очень дурной поступок, очень дурной, говорю тебе.

Я впервые дернулся. Я помнил свои сомнения по поводу уничтожения того, что осталось в этом мире от нашего друга.

Мое движение не осталось незамеченным. В разговор вступил эсэсовец.

— Что вам известно о фотоальбоме? — спросил он.

Но, несмотря на то что это потеряло всякий смысл (лейтенант Юг уже вовсю излагал фашистам все, что они хотели узнать), я хранил молчание.

ix

Через двадцать минут после того, как шпионка Альма и Бригадир СС вошли в Домик Егеря, сержант Север увидел, как они выходят. За ними следовал лейтенант Юг, облаченный в форму гитлерюгенда: черная куртка, черные брюки, белая рубашка, школьный галстук, сверкающие черные ботинки. Последними вышли родители Юга, одетые в парадное, словно для митинга или казни. С первого же взгляда сержант Север понял, что младший лейтенант сломлен. Он шел, понурив голову, а руки, хотя и свободные, держал так, словно на них надеты наручники.

— Будь ты проклят, — прошептал Север. — Будь ты навеки проклят.

Они, все эти взрослые, разговаривали вокруг него, над ним, но изредка и с ним. Он угрюмо, но вполне послушно отвечал. Когда они ступили на дорожку, идущую мимо сержанта Севера, он смог разобрать слова.

— …Примерно в течение часа, — сказала шпионка Альма.

— И что тогда? — спросил отец лейтенанта, отчаянно желая продемонстрировать свое раболепие перед оккупантами. — Вы точно знаете, что его не арестуют?

Какой разительный контраст. Сержант Север не мог не сравнить предательский коллаборационизм отца Юга с патриотическим сопротивлением его собственного отца.

— Ну, — сказал Бригадир СС, — это зависит от многих обстоятельств.

— От каких? — выпалила взволнованная мать Юга, но тут же пролепетала: — Прошу прощения. Я хотела спросить, вам известно, от каких?

— Меня ведь не посадят в тюрьму, правда? — вставил лейтенант Юг, и голос его более чем когда-либо походил на девчоночий.

— Пол, — сказал отец. — У тебя еще будет время поговорить. И ты будешь говорить. — Он льстиво повернулся к Бригадиру — Прошу прощения. Продолжайте.

— Мы должны дойти… — ответил Бригадир СС.

Больше их слышно не было. Сержант подозревал, что фраза заканчивалась словами «до самого конца», но у него не было других доказательств, кроме общей склонности взрослых к штампам. Поскольку тратить больше секунды на рассуждения на эту тему не было никакой нужды, сержант Север направился через лес в сторону Эмплвикского лагеря для интернированных. Пешком он двигался кратчайшим маршрутом. Но остальные, воспользовавшись машиной, имели преимущество в скорости, а потому добраться им предстояло первыми.

x

Так оно и получилось. Сержант Север, пройдя через Утесник, вышел к низкому зданию Лагеря для интернированных как раз в тот момент, когда младший лейтенант Юг и его сопровождение вылезали из гестаповской машины. Сержант Север находился вне пределов слышимости, но он видел, как четверо взрослых, все так же окружавшие Юга со всех сторон, повели малодушного лейтенанта в камеру пыток. На автостоянке он заметил «Моррис Трэвеллер», принадлежащий коллаборационистам Берту и Эстель. Сержант подкрался ближе, с каждым футом повышая вероятность пленения. Положение казалось безнадежным, и поскольку вы, люди будущего, близкого иль далекого, уже знаете его итог, я не стану продлевать ваши мучения излишним многословием. У сержанта Эндрю Севера остался лишь один возможный вариант действий, и он мужественно избрал его. Обойдя на безопасном расстоянии Лагерь для интернированных, он направился к дому коллаборационистов Берта и Эстель.