Песни и стихи. Том 2 - [84]

Это есть народность, я бы сказала, не архаическая, не такого характера, какой мы привыкли за народностью закреплять. Мы — чего греха таить — всё-таки привыкли связывать народность в искусстве с кренделем, самоваром и сарафаном, с чем-то лебяжьим, дебелым и замедленным, а вокруг этой дородной плавности — чечётка да присядка, да всё это сверху пересыпается треньканьем да повизгиванием, да грубыми прибаутками… Так вот: я считаю, что всё это давно не относится к народности, к настоящему патриотизму Владимир Высоцкий создал как бы новый лубок, а лубок, как известно, часто был сатирическим: он редко умилял и умилялся — чаще порицал и высмеивал. Высоцкий вдохнул в народное направление песни столько энергии, столько новизны, что мы, пожалуй, можем и не узнать народную песню в столь разительно-преображённом виде.

Тем более, что песня эта — больше городская и притом остросовременная. Да и все-таки это песня народная, потому что она пригодилась народу — для всех слоёв — пригодилась народу, который и сам неузнаваемо преобразился — образовался, осовременился.

Жалею, что не видела театральных постановок с участием Владимира Высоцкого, до меня доходили лишь слухи: он сыграл там-то и того-то… В газетах и журналах видела снимки, где он на сцене, в какой-нибудь роли… И только. А жаль, что узнать больше о Высоцком театра мне не удалось. Ведь несомненно и то, что его песня была неразрывно связана и с его толкованием ролей.

Утешает и радует, что песня его не исчезнет с ним, что — так я надеюсь — будут и сборники, и пластинки, а значит, он и сам не исчез. В чём же человек выражается, проявляется больше, сильнее, чем в своей песне?!

Н.Матвеева

ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ БОЯ

Владимир Высоцкий был одинок. Более одинок, чем многие себе представляли. У него был друг — от студенческой скамьи до последнего дня. О существовании этой верной дружбы не имели и понятия многочисленные «друзья», число которых сейчас, после смерти поэта невероятно возросло.

Откуда взялся этот хриплый рык? Эта лужёная глотка, которая была способна петь согласные? Откуда пришло ощущение трагизма в любой, даже пустяковой песне? Это пришло от силы. От московских дворов, где сначала почиталась сила, потом — всё остальное. От детства, в котором были ордера на сандалии, хилые школьные винегреты, бублики, драки за штабелями дров. Волна инфантилизма, захлестнувшая в своё время всё песенное творчество, никак не коснулась его. Он был рождён от силы, страсти его были недвусмысленны, крик нескончаем. Он был отвратителен эстетам, выдававшим за правду милые картинки, сочинённой им жизни. Помните: «А парень с милой девушкой на лавочке прощается». Высоцкий — «Сегодня я с большой охотою распоряжусь своей субботою». Вспомните дебильное: «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить…» Высоцкий — «А мне плевать, мне очень хочется!» Он их шокировал и формой, и содержанием. А больше всего он был ненавистен эстетам за то, что пытался говорить правду, ту самую правду, мимо которой они проезжали в такси или торопливым шагом огибали её на тротуарах. Это была не всеобщая картина жизни, но этот кусок был правдив. Это была правда его, Владимира Высоцкого, и он искрикивал её в своих песнях, потому что правда эта была невесела.

Высоцкий страшно спешил. Будто предчувствовал свою короткую жизнь, он непрерывно сочинял, успев написать что-то около 600 песен. Его редко занимала конструкция, на его ногах скорохода не висели пудовые ядра формы, часто он только намечал тему и стремглав летел к следующей. Много россказней ходит о его запоях. Однако мало кто знает, что он был рабом поэтических «запоев» — по три-четыре дня, запершись в своей комнате, он писал, как одержимый, почти не делая перерывов в сочинительстве. Он был во всём сторонником силы — и не только духовно-поэтической, но и обыкновенной, физической, которая не раз его выручала в тонком деле поэзии. В век, когда песни пишутся «индустриальным» способом: текст — поэт, музыку — композитор, аранжировку — аранжировщик, пение — певец, Владимир Высоцкий создал совершенно неповторимый стиль личности, имя которому — он сам и где равно и неразрывно присутствуют голос, гитара и стихи. Каждый из компонентов имел свои недостатки, но, сливаясь вместе, они делали этот стиль совершенно неразрываемым, уникальным, и многочисленные эпигоны Высоцкого постоянно терпели крах на этом пути. Их голоса выглядели просто голосами блатняг, их правда была всего лишь пасквилем.

Однако, случилось странное: искусство, предназначенное для отечественного уха, неожиданно приобрело золотое поблескивание. Однако здесь, как мне кажется, успех меньше сопутствовал артисту. Профессиональные французские ансамбли никак не смогли конкурировать с безграмотной гитарой мастера, которая, то паузой, то одинокой семикопеечной струной, а чаще всего неистовым «боем» сообщала нечто такое, чего никак не могли выговорить лакированные зарубежные барабаны.

Высоцкий испытал в своём творчестве немало колебаний, но колебаний своих собственных, рождённых внутри себя. Залётные ветры никак не гнули этот крепкий побег отечественного искусства. Никаким влияниям со стороны, кроме влияния времени он не подвергался, и не уподоблялся иным бардам, распродававшим чужое горе и ходившим в ворованном терновом венце. У Высоцкого было много своих тем, море тем, он мучился скорее от «трудностей изобилия» чем от модного, как бессонница, бестемья.