Песнь тунгуса - [114]

Шрифт
Интервал

– И все это тут вы развели, – бросает Дмитриев, тыча пальцем в сторону директора.

Лицо директора покрывается красными пятнами.

– Так что за Мишкой тут еще многих надо отправить… – говорит Андрейченко, – соответствующе…

– Но эта провокация международного масштаба, – говорит Дмитриев удовлетворенно, – для вас, Вениамин Леонидович, просто так не пройдет.

– Почему вы так считаете? – присоединяется к разговору невысокий щекастый мужчина с ранней сединой на маленьких бачках, с объемным портфелем в руке, в светлом джемпере, очках в золотой тонкой оправе.

Дмитриев, директор, Андрейченко, Славников с изумлением таращатся на вынырнувшего откуда-то из-за угла научного отдела незнакомца. Красные пятна сходят с лица директора и оно становится просто одинаково бледным. А пористое лошадиное лицо Дмитриева, наоборот, розовеет слегка. Глаза разгораются.

– Простите, вы к кому приехали? – спрашивает директор.

– По-видимому, к вам, – отвечает незнакомец. – Или даже ко всем работникам заповедника. Меня зовут Петр Лукич Самородский.

– Наконец-то! – восклицает трубно Дмитриев и тянется, хватает руку Самородского. – Очень приятно! Руслан Сергеевич Дмитриев, зам по науке. Мы вас заждались.

– С приездом, – уныло подает голос директор и тоже тянет руку и представляется.

– И это хорошо! – восклицает Дмитриев, азартно потирая руки. – То, что вы, как говорится, с корабля на наш бал. Вот, любуйтесь! Иностранные киношники снимают уголовного преступника Мишку Мальчакитова. Поджигателя, в одночасье пустившего проект уважаемого Вениамина Леонидовича на ветер. Сотни тысяч рубликов! Пых! И все.

Самородский смотрит, кивает.

– Тот паренек?

– Да! С цветной тряпкой на своей дурной головушке, – подтверждает Дмитриев. – Но сделано это было не по глупости, отнюдь. А по идейной убежденности. О, в этом омуте еще какие черти завелись, Петр Лукич! Вы еще узнаете.

– По убежденности? – переспрашивает Самородский, блестя стеклами очков.

– Я извиняюсь, – вступает в разговор Андрейченко, – из ненависти к имуществу, технике и государству и цивилизации в целом, соответствующе. Тут у некоторых установка соответствующая – на анархию.

Самородский оглядывается на него. Бликующие стекла очков скрывают его глаза, и нельзя понять, озадачен ли он этим обвалом новых сведений.

– Но зачем же они его снимают? – спрашивает он.

– Это какое-то недоразумение! – восклицает директор.

– Провокация международного масштаба, – возражает Дмитриев.

«Цик-цик-цик».

«Филю-вилю-фили-фили-фили-тью-тью».

«Чжаа-чжаа!»

«Чжуэк-чок-чок-чок! Чжуэк-чок-чок-чок!»

– Я видел самолет. И он меня видел, как я помахал ему с вышки. Летчики наверняка видели.

– Не понимаю, чему ты радуешься. Как Робинзон Крузо, увидевший корабль.

– Ну как… Не знаю. Просто я люблю воздухоплавателей.

– Аким, лечу?.. Или как там звали того мужичка, что помогал воздухоплавателю в «Рублеве» сигануть с колокольни?

– Архип, летю!.. Но я не думал оттуда прыгать.

– Самолет, наверное, привез почту. И каких-то людей.

– Говорили, должны снова прилететь канадцы.

– А, так ты радовался поэтому? Думаешь, они уже снимали тебя на вышке? Тебе так хочется прославиться?

– Ну вообще-то это был бы неплохой фильм: про орланов, бурундука Тимошу, зайца и уклониста-лесника с беглой студенткой… Интересно, есть там письмо от Валерки? Он еще в туркменском горном лагере? Или всю команду уже перебросили за Амударью по велению ареопага старцев?

– Как я их ненавижу. А ты еще подаешь сигналы. Лучше бы век не знать самолетов.

– И радиостанции?

– Да!..

– А транзисторный приемник?

– Ничего не надо… Олег, я беременна.

16

Летчики возвращаются. У одного в руке мешок, пахнущий копченой рыбой. За ними идут пассажиры. Семенов спрашивает, где эвенк. Летчики оглядываются на пассажиров, пожимают плечами.

– Его здесь нет?! Мальчакитов! – кричит Семенов.

Летчики поднимаются в салон, смотрят на потного Семенова.

– Есть у вас лобзик? Долото? Молоток? Давайте быстрее! Мне необходимо срочно обезвредить преступника!

– Какого?.. Того черненького паренька, что был с вами? – спрашивает рыжий летчик.

– Это опасный преступник! – кричит Семенов. – Эй, кто-нибудь, схватите его! А мне дайте инструмент срочно!

Летчик с усиками смотрит на часы.

– Пора на взлет. Стоянка завершена.

– Какой взлет!.. Надо обезвредить преступника! Черт!.. Дайте инструмент! Вы никуда не полетите! Или полетите, когда я освобожусь! Вот мое удостоверение!

– Ну так выйдите!

– Как?! Я прикован!

Летчики смотрят на запястье Семенова в клещах наручников.

– Это… тот паренек вас так?

– Он не паренек! – кричит в ожесточении Семенов. – Он матерый особо опасный черт знает кто!

Васек, подтягивая штаны, возвращается на пирс. Белкин сидит, свесив ноги над водой. Капитан стоит, навалившись животом на борт. Оба молча глядят на Васька. Из трюма по лестнице поднимается еще один человек в черном свитере, плечистый, высокий, тяжелый.

– Ого, сколько людей вышли нас провожать, самое, – говорит он. – Надо сфотографировать. – И с этими словами он снова скрывается в трюме и вскоре появляется с фотоаппаратом на шее.

Васек взбегает на пирс. Капитан и Белкин смотрят. Васек не спешит рассказывать.


Еще от автора Олег Николаевич Ермаков
Родник Олафа

Олег Ермаков родился в 1961 году в Смоленске. Участник боевых действий в Афганистане, работал лесником. Автор книг «Афганские рассказы», «Знак зверя», «Арифметика войны». Лауреат премии «Ясная Поляна» за роман «Песнь тунгуса». «Родник Олафа» – первая книга трилогии «Лѣсъ трехъ рѣкъ», роман-путешествие и роман воспитания, «Одиссея» в декорациях Древней Руси. Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Но добраться до места им не суждено.


Зимой в Афганистане (Рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Знак Зверя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Радуга и Вереск

Этот город на востоке Речи Посполитой поляки называли замком. А русские – крепостью на западе своего царства. Здесь сходятся Восток и Запад. Весной 1632 года сюда приезжает молодой шляхтич Николаус Вржосек. А в феврале 2015 года – московский свадебный фотограф Павел Косточкин. Оба они с любопытством всматриваются в очертания замка-крепости. Что их ждет здесь? Обоих ждет любовь: одного – к внучке иконописца и травника, другого – к чужой невесте.


Возвращение в Кандагар

Война и мир — эти невероятно оторванные друг от друга понятия суровой черной ниткой сшивает воедино самолет с гробами. Летающий катафалк, взяв курс с закопченного афганского аэродрома, развозит по стране страшный груз — «Груз-200». И сопровождающим его солдатам открывается жуткая истина: жизнь и смерть необыкновенно близки, между ними тончайшая перепонка, замершая на пределе натяжения. Это повесть-колокол, повесть-предупреждение — о невообразимой хрупкости мира, неисповедимости судьбы и такой зыбкой, такой нежной и тленной человеческой жизни…


Арифметика войны

«Арифметика войны» – новая книга Олега Ермакова, прозаика, лауреата премии им. Юрия Казакова и финалиста «Русского Букера». «Сюжет рассказов Олега Ермакова прост – человек попадает на войну. И либо он никогда уже не расстается с ней, либо всю жизнь пытается ее убежать, и чем дальше бежит, тем большую чувствует слабость и опустошенность…» – пишет о книге Захар Прилепин…


Рекомендуем почитать
Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Нора, или Гори, Осло, гори

Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.


Дела человеческие

Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)