Песнь тунгуса - [115]

– Ну чё там? – не выдерживает Белкин. – Космонавт прилетел?

– Не-а! – отвечает, шмыгая носом Васек.

Катер покачивает ленивая волна, и он трется покрышками, развешанными по бортам, постукивает и шуршит, как большая змея.

– А кто? – рявкает Белкин. – Чё ты телишься?

– Ну, там, короче, идут съемки, киносъемки, короче, кино снимают, – затараторил Васек. – Иностранные киношники, короче, два мужика, баба губастая.

– А-а… Были же у них тут недавно, – вспоминает капитан, морщась.

– Тут как медом помазано, – подает голос Белкин.

– Ладно, – говорит капитан и зевает, прикрывая пасть с железными зубами широкой ладонью. – Пора отчаливать от этого мазаного берега… к другому. А то неровен час и сюда припрутся с камерой. Снимать ваши рожи.

Плечистый с фотоаппаратом улыбается и выходит на бревенчатый пирс.

– Куда, Серега? – спрашивает капитан. – Не слышал мою команду?

– Я только пару кадров, Палыч, с твердой поверхности.

– Так ты уже все тут перефотографировал.

– Последние, на прощанье.

– Дурак! – Капитан выругался. – Никогда не говори: последний. Ты как будто не на море родился, паря. Говорить следует… Васек, как?

– Крайний! – выпалил Васек, улыбаясь щербатым ртом.

– Вот это по-нашенскому, по-морскому. Ладно, давайте-ка… Э-э, да они сюда и прутся. Слышь?! Слышали мою команду, вашу мать?! А ну, быстро!..

И точно, люди на берегу как-то подались к морю, двинулись… От всех отделился один в синем спортивном костюме, быстро зашагал. Палуба катера уже дрожала от работающего двигателя. Белкин отвязывал канаты. Парень с фотоаппаратом отступал по пирсу. Белкин заскочил на палубу и взял шест. Парень последовал за ним. И тут человек в синем костюме сбежал по косогору до пирса. На его голове была пестрая повязка.

– Мишка?! – вдруг крикнул парень с фотоаппаратом.

Мишка бросился по пирсу, перепрыгнул отделяющую катер от пирса довольно уже широкую щель.

– Сдурелый, чё ли?! – крикнул Белкин.

– Кит? – спрашивал Мишка, глядя на парня с фотоаппаратом.

Кит тянул ему пятерню.

– А я, с-самое, прикандыбал тут поснимать, а тебя ни фига нету, и рассказывают всякое… Ну а ты как с неба! Ха! Мишка! Тунгус, здорова!

Они обнялись.

– Ага, так вышло, – говорил Мишка.

– Так это, он чего? – спросил Белкин.

Глаза Мишки сверкнули.

– Кит, мне надо с вами! – воскликнул Мишка. – Подальше!.. Ага…

– Он с нами! Я отвечаю! – крикнул Кит, пытаясь уложить пятерней волосы, раздуваемые поднявшимся ветром. – Я его здесь искал! Друга!

Белкин пошел в рубку к худощавому штурвальному в теплой коричневой клетчатой рубашке и вязаной шапке с помпоном и сказал ему, перекрывая рокот моторов, что пассажир с ними. Капитан уже был внизу.

Катер сдавал назад, отваливал от пирса, рыхля голубую и зеленоватую воду за кормой. Резко и громко хихикали чайки, белея слева и справа, как пена, взлетевшая с волн. Небо огневело синевой и бирюзой, падая в пламенеющее море, и они качались и кружились, и уже сверху было море, а внизу небо, о-ё!.. Катер содрогался и дребезжал, как бубен Мишки, разворачивался и тянул пенную борозду в бесконечность Ламу Байкала, будто самолет в небе.

И бубен пел снова про Остров, бабушку, птицу кыыран, свободу и девушку с лебедиными бровями с тайным вторым именем.

Когда катер уже далеко отошел от берега, в небо и вправду взлетел самолет, «кукурузник», Ан-2.

И через некоторое время от заповедного берега отчалила моторная лодка. В ней были двое, Семенов и Андрейченко в капитанке. Люди на берегу глядели им вслед. Лодка, высоко, до звона ревя мотором, неслась через залив. Вдалеке виднелся уже хрупкий силуэт катера.

Какие странные обстоятельства… Все это чем-то напомнило мне древнегреческие трагедии. Обычно там действие происходило под открытым небом, да еще и на морском берегу. Не хватало лишь какой-нибудь гадины, выползающей из морских пучин. И богов с богинями в небе.

Директор выглядел растерянным. Ему совсем не хотелось присутствия здесь иноплеменников с камерой. А они, как назло, не слушали увещеваний переводчика, конечно, хорошо инструктированного малого, и продолжали снимать погоню. Они снимали бегущего ошалевшего милицейского парня, того, из команды ловцов. И присоединившегося к нему лесничего Андрейченко. И то, как они отчаливали. А потом мчались за катером. Моторка была быстроходнее. И расстояние между ней и катером сокращалось. Никто не сомневался в исходе погони.

Директору пришлось подробно объяснять московскому чиновнику суть происходящего. К сожалению, я стоял поодаль и ничего не слышал толком, лишь отдельные реплики. Но все и так ясно. Нигде не видно было Некляева, с ним приключилась медвежья болезнь, объелся черемши. Вот так-то. А он бы уж точно смог всех развести по углам, отвлечь канадцев. Надо же, готовился, готовился – и…

Женщины негромко гомонили, словно нерешительный хор. А вот трубный голос Дмитриева звучал отчетливо. Он чуял свой звездный час. Но чуяли его и мы. Вскоре сюда пришел и Гена Юрченков. Не хватало только ученого Могилевцева и лесника Шустова.

Дмитриев (глядя вдаль). От расплаты никто не уйдет! Сколько можно нянчиться, проявлять попустительство. Это провокация. Удар по заповедному делу.