Пещера и тени - [12]

— Кстати, уже поздно, — вдруг сказал он. — Я слишком задержал вас, мисс Ли.

— О, не беспокойтесь. Правда, мэр Гатмэйтан, наверное, думает, что с его машиной что-нибудь случилось.

Джек прикинул на глаз высоту обрыва.

— Может, мы просто спрыгнем, а потом рискнем перебежать дорогу?

— Если вы беспокоитесь за меня, — сказала мисс Ли, — то напрасно. Я бегаю трусцой, умею нырять, и я прыгала с парашютом.

Она спрыгнула.

6

Название — кафе «Раджа Солиман» — сулило доиспанский декор, но стеклянная дверь с колокольчиком привела их в помещение, оформленное в стиле испанских колониальных времен: изящные стулья с прямой спинкой, маленькие круглые столы с инкрустацией, хрустальная люстра, огромные зеркала барокко, висящие под углом к стене, бар с золоченой резьбой. Вряд ли все это могло сойти за дань памяти соплеменников последнему правителю Манилы, бросившему вызов конкистадорам, чье магическое имя заставляло вспомнить Соломона во всей славе его. В баре — виски, вермут и джин. Кафе «Раджа Солиман» тем менее оправдывало свое название, что в нем собирались не левые активисты и не националисты, а богема, битники, которые слушали Вивальди на стереопроигрывателях, читали стихи Хосе Гарсии Вильи[22] при свете свечей и отправлялись в далекие путешествия с помощью ЛСД и марихуаны.

Если раджа Солиман переворачивался от всего этого в гробу, то и любой конкистадор тоже.

Отделанный золотом бар некогда служил алтарем, и на полках за ним вместо бутылок красовались под стеклом статуэтки святых. На антресолях стояли антикварные зеркальные шкафы, набитые порнографическими изданиями. Порнография украшала также мужской и женский туалеты.

Креольская атмосфера кафе была насквозь фальшивой.

Джек Энсон тут же хотел выскочить обратно, решив, что по ошибке забрался в чью-то спальню. Но официант в белом смокинге и черном галстуке-бабочке шепотом заверил его, что все в порядке, и усадил за столик в углу. Здесь таился сумрак. Даже под самой люстрой круг света рассекали тени. На каждом столике горела маленькая масляная лампочка. Только теперь Джек разглядел посетителей, в основном молодых и длинноволосых.

Не заметив на столах пивных бутылок, он поинтересовался, что здесь пьют.

— Главным образом джин с розовым лимоном, — сказал официант.

— Ну что ж, принесите мне джин с… этим, как его, ну, в общем, неважно. Миссис Пардо здесь?

— На антресолях, сэр.

Машинально глянув наверх, Джек увидел почти на уровне люстры полукруг балюстрады. Там только тускло мерцали свечи. Религиозные бдения?

— Нет, сэр, это просто читают стихи. Прикажете еще что-нибудь, сэр?

— Только джин и… миссис Пардо.

— Я скажу ей.

Коротая время в ожидании, Джек принялся рассматривать трех хихикающих подростков за соседним столиком. Те бритвой делали друг другу надрезы на подбородке, а потом раскрашивали их с помощью шариковой ручки. Волосы у них были длинные, заплетенные в косички с лентами. Подошли официант с джином и миссис Пардо — молодая женщина в нарочито старомодном платье.

— Вы хотели меня видеть?

— Вам звонил мэр Гатмэйтан? Я Джек Энсон.

— Да, Почоло звонил. Садитесь, Джек. Меня зовут Эмми. Чашку чая, Лино. — Она посмотрела на соседний столик: — Ребята, прекратите это безобразие, или вас выведут! Лино, отбери у них лезвие.

Лино осуществил конфискацию.

— Все в порядке, приятель, — хихикнули юнцы.

Миссис Пардо села.

— Итак, вы видели пещеру?

— Сегодня после обеда. А до того я провел весь день с Почоло.

— Вы родственник Нениты Куген?

— Вовсе нет. Я был женат на ее матери. Она часто бывала здесь?

— Да, какое-то время. Потом я ей отказала. Она скандалистка. А кроме того, у нее куча неоплаченных счетов. Я держу кафе не для развлечения.

— Каким же образом она провоцировала скандалы?

— Ненита Куген не могла удержать выпитое, вообще ничего не могла удержать. Она была просто помешана на мальчиках. Сквернословила, сплетничала. Пристанет к кому-нибудь или влезет в какую-нибудь компанию, вызнает о них что-то, а потом все, что узнала, выбалтывает. Когда она явилась сюда в последний раз, я велела ее выставить. Так знаете, что она выкинула? Разделась до лифчика и трусиков и устроила нам пикетирование у входа. К тому же с плакатом. Правда, убралась, прежде чем явилась полиция. Это у нее был пунктик — публичное раздевание. Минутку, Джек, — там, наверху, закончили.

Она встала, чтобы встретить любителей поэзии, гурьбой поваливших с антресолей по винтовой лестнице. В центре зала стоял длинный пустой стол, и за ним они вновь собрались — с гамом, с шутовским кривлянием, в котором было что-то безнравственное. Зал повеселел и пришел в движение. По стенам забегали тени. Кто-то включил стереосистему. Шумливые поклонники поэзии, старые и молодые, одеты были так, что невольно привлекали внимание: джинсы в сочетании с игоротскими[23] пончо, сабо — с мини-юбками, потертые шорты — с куртками моро[24]. У девиц длинные, прядями падающие на спину волосы. Парни увешаны ожерельями — по большей части из какого-то дикарского бисера или велосипедных цепей. Отдельную группу составляли наголо обритые мужчины и женщины в шафранных тогах.

Джек выглядел слегка ошалевшим, когда явился официант с чаем для миссис Пардо в сопровождении самой Эмми Пардо, за которой следовали молодой человек и девушка.