Песчаные замки - [87]

— Вы не понимаете, — вымолвил Джон. — Она чуткая девочка. Разве вы не получили бы шок, став свидетелем убийства? Для нее это было ужасно.

— Еще бы, — кивнула детектив, вытащив что-то из переднего ящика письменного стола.

Это была записка Реджис, которую Хонор отдала полиции в Голубом гроте. Джон опустил глаза…

Мои дорогие!

Папа постарался взять вину на себя, но я этого больше не допущу.

Мне хотелось вырасти, выйти замуж, и только. Я упустила самое главное.

Не признала свою вину.

Вы все дали мне это понять.

К сожалению, в нашей семье хорошо умеют хранить тайны. О чем бесспорно свидетельствует мамино письмо к тете Берни.

Мне надо подумать. Я хочу сделать то, что должна.

Пожалуйста, не пытайтесь остановить меня, все равно не сумеете.

Всех люблю.

Реджис

Он откинулся на спинку стула, уставился в окно. По Шор-роуд бежали машины, сквозь стекло, сквозь гул кондиционера слышался глухой шум уличного движения — люди ехали на пляж и возвращались с пляжа, — треск моторных лодок, голоса жен и детей. Джон подумал, как Хонор переживала за дочек, и крепко вцепился в подлокотники, чтобы не рявкнуть на детектива.

— Что она имела в виду, — спросила Каван, — говоря, что должна взять вину на себя?

Он по-прежнему смотрел в окно.

— И вот здесь, — продолжала она, указав на последнюю фразу, — «я хочу сделать то, что должна»?

— Мне нужен адвокат, — тихо вымолвил Джон, понимая, что адвокат нужен не столько ему самому, сколько Реджис.

Глава 26

Войдя в монастырь, Бернадетта выглянула в окно и увидела, что Том так и стоит у машины Брендана — наверняка разглядывает рисунок с изображением морского чудовища. Даже отсюда видны ярко горящие глаза, словно воспламененные их общей тайной.

Зная, что ей сейчас предстоит, она поправила плат, отряхнула грязь с юбки, которую запачкала в гроте, когда стояла на коленях, и направилась к клуатру. Сцепила руки, унимая дрожь. Вокруг почти никого не было, началась двухчасовая служба, сестры собрались в капелле.

Берни зашла, миновала свое место на хорах, остановилась прямо перед алтарем. Погруженные в молитвы сестры молчали. Кое-кто стоял на коленях, остальные сидели.

— Во имя Отца и Сына… — начала она, перекрестившись, и сестры перекрестились следом за ней.

На некоторых лицах мелькало удивление оттого, что мать-настоятельница вышла вперед, всегда сидя на задней скамье — сестра среди сестер. Она управляет монастырем, но это чисто административная обязанность. В религиозной жизни все они равны.

— Мне хотелось бы всех попросить помолиться за мою племянницу Реджис Марию Салливан. Прошу вас… — Берни стояла прямо и твердо, но голос дрожал. — Помолимся, чтобы она отыскала свой путь.

Сестры преклонили головы, она принялась перебирать четки, слыша, как они постукивают. Держа в руках хрустальные четки, подаренные ей бабушкой в день конфирмации[31], думала о родстве сильных, похожих друг на друга женщин. У Реджис душа бабки Берни — отважная, любящая, ищущая приключений.

Произнеся несколько раз «Богородице, Дево», «Отче наш», «Слава в вышних Богу», прочла в заключение Memorare, любимую молитву бабки Тома, привезенную из Ирландии. Вспомнила, как услышала ее впервые. Она звучала почти как заклинание, взывая к Деве Марии. В самые черные времена после возвращения с Томом из Дублина именно эта молитва привела ее в монастырь.

— Помню, о, благодатная Дева Мария, что ни один из прибегших под крыло твое для защиты, молящих о помощи, ищущих покровительства, не ушел без ответа. С верой в это молю тебя, Пресвятая Дева, матерь моя! К тебе обращаюсь, перед тобой стою, каюсь, грешная. О матерь Воплощенного Слова[32], не отвергни мольбу мою, смилостивься и отзовись. Аминь.

Сестры опустили головы, Берни оглядела их. Любит свою общину не меньше, чем Реджис, девочку, за которую они молятся.

Сердце ныло, прося об одном — чтобы племянница не пошла на безумный поступок, не причинила самой себе вред.

Агнес и Сес обыскивали территорию, заглядывая во все потайные убежища Реджис. Естественно, в туннели, в поросшие соснами пустоши; в регулярные сады за монастырем, разбитые в 1920-х годах в честь бракосочетания дочери Франциска Ксавьера Келли; в Голубой грот, который теперь приобрел пугающую реальность места происшествия с белыми, словно мел, надписями с мрачным смыслом, нацарапанными на гранитной стене; в болота, в протоки; пробежали вдоль всей извилистой каменной стены.

Агнес думала, не обладают ли камни реальной магической или духовной силой, подобно дольменам и каменным столбам, которые они видели неподалеку от Баллинкасла. Надо идти дальше, искать Реджис, ориентируясь на исходящее от стены электричество. Каждый камень и каждый валун поднимал и клал на место кто-то из ее предков.

— Реджис! — кричала Сес. — Выходи! Мы тебя ищем!

— Не выйдет, — заключила Агнес, чувствуя истину всеми костями.

— Почему?

— Не хочет, чтобы мы ее нашли.

— Почему? Вряд ли ей хочется, чтобы мы за нее волновались.

— Она об этом не думает, — объяснила Агнес. — Собирается что-то сделать, пока ее не нашли.

— Откуда ты знаешь?

— Я знаю Реджис.

Действительно. Хотя три сестры большую часть жизни прожили втроем, Агнес с Реджис провели вместе пять лет до рождения Сес и были связаны вечными узами. Агнес помнит, как выглядывая из колыбели в младенчестве, видела улыбавшееся лицо Реджис, помнит, как она совала ей бутылочку с молоком.