Пёс Господень - [3]

Лау оскалился. Удивившись поначалу, почему никто не скомандует заткнуть наглеца, он понял: ждали, пока выдохнется. Выговорится, утратит запал. Но это слова закончились, а вот сил хватало с избытком. Силы шумели в голове и чесали кулаки изнутри. Видимо, не ему одному.

Из-за толпы вылетел камень. Обычный булыжник-голыш, сотни тысяч раз обкатанный морем. Такими рыбацкие дети сбивали неосторожных чаек, а повзрослев — лупили глиняные кружки: на спор, после кабака или на ярмарке. Навык пригодился, когда не ждали.

Один из мечников ловко скинул щит со спины на предплечье. Камень ударил в доски, упал с глухим стуком. Но это был лишь первый из снарядов. Кто-то зачерпнул песка из-под ног и попытался запорошить глаза противнику, кто-то метнул рыбацкий гарпун, кто-то, звучно крякнув, попер врукопашную. Драка вскипела, как морская гладь в налетевшем шторме. И некоторые уже оседали на землю.

Но инквизитор действительно умел считать. Он что-то пролаял де Гишу, тот зычно рявкнул: «Отход!» Мечники разорвали дистанцию, и группа устремилась к дальней усадьбе, поставленной на холме. Факел закашлялся и зачадил на издыхании, затоптанный десятком сапог.

Подобно медведю пошатываясь из стороны в сторону, Карл надвинулся на столб с ведьмой. Скрипнул лезвием здоровый рыбацкий нож, веревки посыпались на хворост. Девушка упала прямо в подставленные руки.

— Спасибо… Как же вы… Спасибо… — это были первые слова, что она произнесла за вечер. Лау снова почувствовал на скулах слезы. Вытирать не стал: вокруг него многие так же блестели ресницами. Костер раздергивали, кто-то домовитый уже поволок вязанку-другую в сторону хаты.

Наконец ведьма смогла стоять сама. Впрочем, она тут же опустилась на колени: у одного из рыбаков текла кровь по бедру, темня штанину. Тонкий, ласковый голос повелел:

— Холста принесите. В доме у меня… Да, сумка. Не побейте стекло только.

Какие-то мальчишки взбили пыль босыми пятками. Тем временем стоны раненых перекрыли гул победы. Всех несли — или сами шли — к ведьме. Она же, закусив губу, осматривала, промывала, заматывала, требовала выпить то и приложить это. Пальцы так и порхали.

Остальные мялись вокруг. Видно было, что краткий, злой бой не истощил желания крови. Желания наказать тех, кто пришел в их покойный мир со своими повадками. Без уважения, без почитания правил и обычаев. С каким-то нездоровым азартом внутри Лау смотрел, как у людей в руках появляются все те же гарпуны, весла, топоры и даже ухваты. Женщины стояли наравне с мужчинами, подростки нагребали камней в карманы.

Нестройная толпа, убедившись, что раненых пользуют, потянулась к усадьбе. Оттуда раздался звук рога — заносчивый, но испуганный. Так выл бы озадаченный пес, если бы подотчетные овцы вдруг обернулись стаей голодных волков. Над холмом полетели первые стрелы: охотничьи луки селян и самострелы рыцарских воинов обменялись плевками.

Мимо энергично протопали четверо мужиков. В руках у них была приставная лестница. Карл, подхвативший самый тяжелый конец, выдохнул в лицо юноше:

— А то! Славно они у нас погуляли, славно и проводим. Ужо… — он чертыхнулся и унесся дальше. Лау стоило серьезных усилий не побежать следом.

«Какого?.. — попытался он собрать мысли в кучу. — Что за придурь?! За такое точно по головке не погладят! Ведьма ведьмой, а хамить инквизитору… Поднять руку на сюзерена…» Но кипучий, нутряной восторг смывал все сомнения. Зуд неизбежного действия начинался с пяток, скребся в груди́ и толкал под локти.

От усадьбы вскрикнули. Лестницу перекосило и занесло в сторону: один из штурмующих получил болт под колено и упал на песок. К нему тут же бросились и оттащили назад, а толпа оскорбленно заревела и устремилась ближе к стенам. Казалось, потеря бойца только подогрела бунт.

Карл с остальными тоже бросил лестницу. Мужики вернулись к костру, поплевали на ладони, расставили ноги пошире. Столб, который должен был сгореть вместе с ведьмой, зашатался и гулко ухнул об землю. Подбежали еще четверо, приволокли снятые с петель двери. Импровизированная римская «черепаха», нацелив голову тарана, косолапо и решительно поперла обратно вверх по холму.

Ноги Лау словно против его собственной воли сделали шаг вперед. И еще один. И еще. Он искал взглядом, что бы такое схватить — либо укрыться, либо бросить во врага. А за стеной усадьбы сидел враг, безо всяких сомнений. Черно-белый, понятный, извечный. Губа над клыками дернулась, из горла всплыл предвкушающий рык. Что-то мощное и древнее просыпалось в юноше, и он не мог этому противостоять.

С той стороны заметили смену тактики. Раздался строгий командный голос, за зубцами стены забегали силуэты. Знакомого хабита видно не было. Наконечники болтов принялись щелкать по дверным щитам, люди за ними занервничали, кто-то неудачно дернулся. Доски пошли вниз…

Первым упал тощий, неразговорчивый рыбак, которого Лау почти не знал. Темное древко вдруг словно само собой выросло у него из шеи, сбив низкую рыбацкую шляпу. Мужик молча, задумчиво сделал еще один шаг вперед — и рухнул заборной жердью. В толпе заголосили по-бабьи.

Карл заорал: «Держать!» Через мгновение болт пробил ему плечо, и толстые мозолистые пальцы разжались. Бревно клюнуло вниз, щиты рассыпались. Каждый пытался прикрыть себя и кого-то еще. В каждого прилетала тихая оперенная погибель.