Пёс Господень - [5]
Удар бросил девушку на песок. Черный стержень с белым охвостьем торчал из груди, и серая льняная рубаха быстро темнела вокруг. Почувствовав, как из головы вытекает дурная, зудливая лихость, Лау осел вдоль стены. Он наконец смог толком осмотреться вокруг — и задохнулся.
Тел не было. Нельзя же назвать телами сизо-багровую кучу требухи, костей и мышц? Кто-то еще стонал, отдельные органы сокращались, пульсировали кровяные ручейки. Но было ли это движением жизни? Вряд ли. Скорее, агонией, вечно обитающей на границе двух главных царств: живого и неживого.
Шорох сверху повторился. Инквизитор взводил тетиву и накладывал на ложе новый болт. Лау вжался в стену. «Все, довыпендривался? — мелькнула ехидная мысль. — Страбон, Аристотель… В аду чертям будешь Страбона читать, умник». Он глубоко вдохнул, зажмурился и прикусил кончик языка.
Выстрела не произошло. Вместо этого, нечто толкнуло воздух прямо возле Лау с характерным суконным хлопаньем. Потом последовал звук удара о землю, тихий скрип, сдавленный вопль и рычание сквозь зубы. Раскрыв глаза, юноша увидел, что спрыгнувший со стены церковник сидит рядом, неуклюже подмяв одну из ног под себя и разминая голень второй. Самострел валялся в стороне, а ведьма…
А ведьма, упираясь локтями, вставала с песка. Улыбка так и не сошла с губ, огрызок яблока был зажат в кулаке. Кровь почти перестала течь. Девушка села, склонила голову набок и посмотрела на инквизитора. Потом на Лау. Потом снова на инквизитора. Тот грязно выругался и потянул кинжал из висящих на боку ножен.
Тогда ведьма вскочила и побежала. Она шаталась, запиналась об останки тел, путалась в подоле юбки. Инквизитор тоже попытался встать, разразился новой богохульной тирадой, удержался на ногах и поковылял за противницей, словно побитый пес. Со стороны выглядело бы смешно — двое в полупотьмах, шатаясь пьяно и нелепо, играют в догонялки. Но все портили ошметки трупов и густой запах смерти.
«Не возьмет, — понял Лау. — Не успеет». Он тупо смотрел на открывавшуюся в неверном свете факелов картину. Во рту горчило, и не сразу стало понятно: видимо, в какой-то момент его таки рвало. Ветер крепчал, море бурлило, два силуэта бежали к берегу.
Внезапно для себя юноша подпрыгнул на месте. Голова закружилась, но падать обратно было неуместно. Схватив самострел и проверив, не потерялся ли снаряд, Лау припустил за инквизитором.
Догнал он обоих уже у самой воды. Ведьма, пятясь и спотыкаясь, успела зайти в прибой почти по колено. Церковник, оберегая ногу, хищно крался в полуприседе. Из-за холмов выглянула луна, и кинжал тускло блеснул вдоль лезвия. Мир окончательно стал белым и черным.
— Я успела, — хрипы и бульканье превращали тонкий девичий голос в нечто потустороннее. — Все равно успела…
Огрызок выпал из пальцев и заплясал на волнах. Инквизитор левой рукой поднял к губам увесистое распятие, поцеловал и пробормотал:
— Persequar inimicos meos, et comprehendam illos[7]…— он осекся, а потом продолжил другим стихом: — Nec velocium esse cursum, nec fortium bellum… Sed tempus casumque in omnibus[8].
Затормозив на мокром и чуть сам не подвернув ступню, Лау замычал что-то невнятное и протянул церковнику его оружие. Тот обернулся. Сощурился. Покосился обратно на ведьму. Перехватил кинжал пальцами, только что державшими крест, и принял самострел на локоть.
На лицо ведьмы вернулась беспомощная, беззащитная улыбка. Лукавая и насквозь притворная. Бирюзовые глаза мягко мерцали в полумраке, грудь под темной от крови блузой ходила ходуном.
— Успела. Она сыта, — прошелестело над морем. Девушка отступила еще на шаг — и рухнула спиной в воду.
Ветер заревел совсем уж дико. Ближняя волна окатила инквизитора и Лау, заставила отплевываться и бежать на сушу. Впрочем, церковник тут же рванул обратно. Он упал туда, где только что стояла ведьма, принялся шарить под водой, тыкать кинжалом наугад. Потом медленно встал. Постоял, тяжело дыша. И вернулся на берег.
Лау молча ждал. Дождался. Стаскивая хабит и выжимая из него отнюдь не святую жидкость, инквизитор спросил:
— Как тебя зовут-то? — а на ответ хмыкнул и поморщился. — Тезка, значит…
— Тезка… — пробормотал Лау и вдруг догадался: — Так вы Гийом[9] де Гиш! Брат Маркуса де Гиша!
Он обернулся на усадьбу. Инквизитор посмотрел туда же и проворчал:
— Да что ему будет. Живучий, словно кот… А ты балбес, — внезапно сменил он точку приложения. — И везунчик.
Оба помолчали. Мысленно Лау и соглашался, и негодовал. Но больше соглашался. Потом Гийом зашипел, став не на ту ногу.
— Тварь… У кого тут невод можно взять? И лодку бы.
Лау задумался. Замотал головой, отгоняя истерический хохот. Влепил сам себе пощечину.
— Теперь у кого угодно…
Гийом уставился на него тяжелым, пронзительным взглядом. Было в этом взгляде что-то от пастушьей собаки, которая следит за непослушным, брыкливым ягненком, так и норовящим сбежать из стада. И при этом успевает обозреть лес, на опушке которого нет-нет да и мелькнет быстрая серая тень. Потом вздохнул и, как был, полуголый пошел в сторону деревни. Лау потянулся следом.
Луна — «солнце мертвых» — поднималась все выше. Ей было, на что взглянуть.
Тигр погиб. Ушел в никуда Двуединый, признав расторжение древнего договора. Иные остались наедине с собой. И как-то сначала неявно, а после – все заметнее, все чаще попадаясь на глаза дозорным, начинают происходить странные, необъяснимые вещи. Даже опытные волшебники и колдуны теряются, сталкиваясь с ними. Воронежские Темные строем идут под нож мясника. В Красноярске кто-то творит сумбурные чудеса, наплевав на status quo. Делятся мрачными тайнами бескуды. В далекой Бразилии дельфины выходят на берег. Что творится с пространством и временем – лучше даже не пытаться представить.
В штутгартское отделение Инквизиции попадает неожиданный арестованный.
Человек вышел в космос. И затормозил на границе Солнечной системы. Слишком велики и необозримы оказались межзвездные пространства, слишком медленны и несовершенны аппараты, которые намеревались их пересекать. Так бы нам и сидеть у родных пенатов, без надежды на иные миры… Если бы не появились лоцманы. Люди, способные усилием воли переносить космические корабли на десятки и сотни парсек. Люди, способные чувствовать гравитационные вектора, прикидывать в уме элементы орбит и вносить в курс поправки на закон относительности.
У Понимающего много историй. Межрасовые конфликты, спасение миров, распитие чая в теплой компании. Никогда не знаешь, куда поток времени закинет тебя в следующий момент. В одном можно быть уверенным: что бы ни произошло, тебя всегда поддержат, помогут и поймут. Ну или, опять же, чаем напоят.Это рассказ о том, как важно взаимопонимание между самыми несхожими людьми – и даже между существами разных видов. В нем несколько героев, и у каждого своя правда. И чтобы мир не погиб – а в какой-то момент даже мог быть создан заново из ничего – этим героям приходится прислушаться к себе и сделать правильный выбор.
Как будет развиваться человек? Приобретем ли мы сверхспособности, достигнем ли бессмертия, деградируем ли? Шестнадцать современных писателей-фантастов поделятся своим видением того, куда движется цивилизация. В сборнике представлены лучшие работы, участвовавшие в проведенном в конце 2018 года конкурсе рассказов «Эволюция человечества».
«Когда же бравый полисмен справился с приступом тошноты, вспомнил устав и осторожно приблизился к валяющемуся на пласфальте плащу, внутри уже никого и ничего не было. На ткани остались следы вязкой жидкости, напоминающей слюну…».
Верстка Минеи Праздничной выполнена с сентября месяца и праздника Начала индикта по август и Усекновения честныя главы Иоанна Предтечи. Даты подаем по старому и (новому) стилю. * * * Данная электронная версия Минеи Праздничной полностью сверена с бумажной версией. Выполнена разметка текста для удобочитаемости; выделено различные образы слова МИР: мир (состояние без войны), мíр (вселенная, община), мν́ро (благовонное масло).
Все видимое и невидимое сотворено Богом. По Своему образу и подобию создал Господь и человека. Потому одним из духовно–душевных стремлений человека является созидание, видимый результат которого проявляется в архитектуре, музыке, живописи, поэзии, словесной искусности. Рядом с нами живут, трудятся и молятся люди, которые вроде бы ничем не отличаются от всех остальных. Но если приглядеться, прислушаться, узнать о них подробнее, то откроешь для себя в этих людях промысел Божий, который заключается и в их судьбах житейских, и в отношении к жизни, к Богу, ближним. Об этом они расскажут нам сами своим творчеством. Прекрасные строки стихов побудили нас составить это сборник в подарок всем добрым людям от любящего сердца, с единственной целью — найти смысл жизни через познание Бога и спасению безценной человеческой души. Печатается по благословению настоятеля храма Рождества Христова о.
Богословско-литературное наследие Леонтия Византийского, знаменитого богослова и полемиста VI века, до сих пор остается недостаточно изученным в России, между тем как на Западе в XIX–XX вв. ему были посвящены десятки исследований. Современному российскому читателю известны, пожалуй, лишь краткие упоминания о Леонтии в трудах протоиерея Георгия Флоровского и протопресвитера Иоанна Мейендорфа. До сих пор нет полного русского перевода ни одного трактата Леонтия Византийского... Не претендуя на полноту и окончательность, предлагаемый ныне сборник исследований призван дать современному российскому читателю необходимые сведения о составе «Леонтиевского корпуса» (Corpus Leontianum), его предполагаемом авторстве, структуре и содержании входящих в него богословских трудов. *** Редакционный совет Центра библейско-патрологических исследований (программа поддержки молодых ученых ВПМД) Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви: Иерей Сергий Шастин (настоятель Крутицкого Патриаршего Подворья, Председатель Всероссийского православного молодежного движения и Братства Православных Следопытов) Диакон Михаил Першин (директор центра, заведующий информационно-издательским сектором Отдела по делам молодежи Русской Православной Церкви) Иерей Сергий Осипов (технический редактор) Проф.
Впервые я познакомился со Спердженом, купив его книжку в букинистическом магазине в Ливерпуле в 1950 году, хотя после этого потребовалось еще несколько лет, чтобы я по-настоящему узнал его. На моей книжной полке стояли несколько его книг, и мне, тогда еще молодому христианину, нравилась горячая вера их автора, но по большей части я все же воспринимал Сперджена как чудо-проповедника чуждой мне викторианской эпохи. Тогда я был согласен с одним современным писателем, сказавшим, что «в век скучных английских проповедей Сперджен говорил захватывающим, богатым, метафорическим языком». К трудам Сперджена я относился как к обычным современным христианским книгам с евангельским содержанием, разве что их было слишком много.
Слабых нужно защищать. Эту простую истину каждый знает. Но вот исполнять её на деле бывает трудно, а иногда - просто страшно. Например, когда видишь, что плохие мальчишки обижают девочку или малыша, то сердце подсказывает — нужно заступиться. И ты вроде бы совсем готов прийти на помощь, но... ноги сами идут в другую сторону. А потом очень долго со стыдом вспоминаешь свою трусость. Зато если ты сумел преодолеть свой противный страх и бросился на помощь, то всё получается совсем по-другому. А самое главное - тебе не придётся потом спорить со своей совестью.
Творения святителя Иоанна Златоуста с древности были любимым чтением жаждущих премудрости православных христиан, не утратили они своей актуальности и сегодня. В этом сборнике помещены выдержки из творений святителя по самым разным темам: о любви к Богу и ближнему, о добродетелях и страстях, об отношениях в семье и воспитании детей. Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.