Пёс Господень - [2]
— А вчера этот меня лапал, — раздался откуда-то сзади женский шепот. — Да, вон тот, что Франца уронил. Подошел, паскуда, пока я сеть на просушку вывешивала, и как хватит за зад! Я браниться, а он только ржет. Чтоб ему ржалка отсохла, рукоблуду…
Солнце падало за волны. Оно уже почти скрылось, и лишь осколок стремительно темнеющего диска продолжал дырявить небо. С востока наползала лиловая тьма, на фоне которой столб с девушкой смотрелся особенно одиноко и безысходно. Лау поймал себя на том, что поглаживает кадык; в горле было сухо, несмотря на влажный бриз, еще не сменивший направления.
— «У Меня отмщение и воздаяние, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них», — продолжал обвинительно вещать инквизитор. — Вам, может, кажется, что за прелестной внешностью живет безвинная душа? Может, хочется заткнуть уши, закрыть глаза и спрятать головы в песок? Да, говорится также: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Но без скорби нет радости, а без боли — очищения. Истинная вера требует истинных жертв.
«Только почему-то всегда чужих, — хмыкнул про себя Лау. — А как спокойно жилось, пока де Гиш где-то махал себе мечом и не вспоминал про свой лен! Да и Инквизиции до нас дела не было».
Он собирался вздохнуть — в очередной раз, почти дежурно, с терпеливым «ничего не поделаешь», вложенным в звук. Но его опередили.
Фигурка у столба подняла голову. Нет, она не озарилась нездешним сиянием, не спустились к ней с небес ангелы, не выпрыгнули из-под песка сердитые черти. Девушка просто окинула людей печальным, сожалеющим взглядом. И Лау почему-то показалось, что сожалеет она не о себе. Что печалится не о своей участи. Комок за кадыком упал на сердце, а сердце рухнуло куда-то за море, вслед за окончательно остывшим солнцем.
— Ерунда, — сказал кто-то громко, так, что ближайший мечник положил ладонь на оголовье оружия. — Хотите сказать, без черного белое не бело? Вот уж дудки. Скорбь существует лишь сама по себе, но и радость тоже. Аристотель посвятил смеху книгу — вторую книгу своей «Поэтики». И если философ столь великий отвел смеху целую книгу, смех, должно быть, серьезная вещь.
Люди вокруг оборачивались и смотрели в его сторону. С ужасом и незнакомым задором Лау осознавал, что сказанное звучало его голосом. Выражало его мысли. Он хотел было захлопнуть рот и дать стрекача, но кто-то другой, лихой и бесшабашный, словно выпрыгнул на язык и не давал сомкнуть зубы; не давал ногам пуститься в заячий пляс.
— А представления о ведьмовстве — лишь суеверия и страх перед незнаемым! Пифагор говорил, что мир устроен согласно математической гармонии. Платон утверждал, что все состоит из первоэлементов. Есть люди, которые учатся применять одно к другому, открывать новые закономерности, умножать знание. Даже Гвацци писал, что в определении «ведьмы» латинское «femina saga» означает лишь «умудренная женщина», «женщина знающая».
Внимательно слушавший эту горячую, путаную речь Карл покачал головой, хохотнул и хлопнул в ладоши. Люди вокруг зашевелились, забормотали. Инквизитор, переглянувшись с рыцарем, двинулся в сторону оратора.
— Где ты читал Платона, парень?
Голос церковника, когда тот не вещал и не провозглашал, оказался внезапно тихим и ироничным. Совсем не собачьим. Да и сам он выглядел… человеком. Лау фыркнул, смутился и ощутил, как похолодел ветерок, обдувающий щеки. Да нет, это просто сами щеки нагрелись от прилившей крови.
— Я… Мы с отцом сами не местные. Приплыли из Армора[4]. Там война…
Инквизитор кивнул. Кивнул и Маркус де Гиш, и на мгновение юноше показалось, что эти двое схожи между собой, как это бывает только у близкой родни.
— На корабле был старик. Он не доплыл до Зееланда[5]: дряхлый был совсем. Помер на следующий день после выхода в море… Я почитал ему по его просьбе. Когда он отходил в мир иной — сказал, что книги теперь мои. Там всякое…
— Всякое, — ровно заметил рыцарь. Ведьма, висевшая на столбе прямо за ним, снова мазнула бирюзовым взглядом. От жалости к ней и к себе Лау окрысился:
— Да, всякое! Мы здесь тоже были пришлые, как она! Ни кола ни двора, чужие книги, голодные рты! Но нас не прогнали, не побили камнями, не отправили на костер! — он всхлипнул и яростно смахнул рукавом нечаянную влагу с век. — Мой отец работал вместе со всеми; ловил рыбу, как все; пил, смеялся и танцевал на праздниках, как все. Он даже погиб так, как погибают здешние рыбаки… И мы стали своими! Хотя я помню, как некоторые поначалу косились на Лау-чудака, на Лау-бретонца!
Подошедший ближе Карл смущенно кашлянул. Селяне снова заворчали, но не сердито, а неловко. Глубоко втянув воздух и обретя в этом вдохе неожиданное, решительное спокойствие, Лау тихо, но звучно произнес:
— Девушка не виновата, что она чужая. Не виновата, что знает больше других. А вы…
— А я тоже знаю больше других, — отрезал инквизитор. Словно челюстями клацнул. Человечность развеялась. — Факел мне. Быстро!
Среди мечников произошло движение. Они сдвинулись, встали плотнее, откуда-то действительно взялся факел — взмыл ярким пятном из-за спин. Де Гиш отошел чуть назад, рука протянулась к огню.
Тигр погиб. Ушел в никуда Двуединый, признав расторжение древнего договора. Иные остались наедине с собой. И как-то сначала неявно, а после – все заметнее, все чаще попадаясь на глаза дозорным, начинают происходить странные, необъяснимые вещи. Даже опытные волшебники и колдуны теряются, сталкиваясь с ними. Воронежские Темные строем идут под нож мясника. В Красноярске кто-то творит сумбурные чудеса, наплевав на status quo. Делятся мрачными тайнами бескуды. В далекой Бразилии дельфины выходят на берег. Что творится с пространством и временем – лучше даже не пытаться представить.
В штутгартское отделение Инквизиции попадает неожиданный арестованный.
У Понимающего много историй. Межрасовые конфликты, спасение миров, распитие чая в теплой компании. Никогда не знаешь, куда поток времени закинет тебя в следующий момент. В одном можно быть уверенным: что бы ни произошло, тебя всегда поддержат, помогут и поймут. Ну или, опять же, чаем напоят.Это рассказ о том, как важно взаимопонимание между самыми несхожими людьми – и даже между существами разных видов. В нем несколько героев, и у каждого своя правда. И чтобы мир не погиб – а в какой-то момент даже мог быть создан заново из ничего – этим героям приходится прислушаться к себе и сделать правильный выбор.
Человек вышел в космос. И затормозил на границе Солнечной системы. Слишком велики и необозримы оказались межзвездные пространства, слишком медленны и несовершенны аппараты, которые намеревались их пересекать. Так бы нам и сидеть у родных пенатов, без надежды на иные миры… Если бы не появились лоцманы. Люди, способные усилием воли переносить космические корабли на десятки и сотни парсек. Люди, способные чувствовать гравитационные вектора, прикидывать в уме элементы орбит и вносить в курс поправки на закон относительности.
Как будет развиваться человек? Приобретем ли мы сверхспособности, достигнем ли бессмертия, деградируем ли? Шестнадцать современных писателей-фантастов поделятся своим видением того, куда движется цивилизация. В сборнике представлены лучшие работы, участвовавшие в проведенном в конце 2018 года конкурсе рассказов «Эволюция человечества».
«Когда же бравый полисмен справился с приступом тошноты, вспомнил устав и осторожно приблизился к валяющемуся на пласфальте плащу, внутри уже никого и ничего не было. На ткани остались следы вязкой жидкости, напоминающей слюну…».
В книгу «Митерикон» вошли изречения святых жен-подвижниц IV–V веков (свв. Феодоры, Синклитикии, Сарры, Мелании, Матроны и др.), собранные великим христианским подвижником аввой Исаией, а также послания и духовные наставления аввы Исаии всечестной монахине Феодоре.И хотя переводчик книги – святитель Феофан, Затворник Вышенский – рекомендовал «Митерикон» для «наших благоговейных инокинь, для которых прямо назначенных книг у нас не имеется», – рассуждения аввы Исаии о молчании и молитве, целомудрии и смирении, терпении и незлобии, воздержании и хранении в чистоте языка, о природе помыслов, о посте и плаче – это и многое другое послужит любому христианину, как начинающему, так и всецело посвятившему себя Богу, во спасение, назидание души и утверждение ума.Книга печатается в современной орфографии, имеет послесловие и примечания к тексту.Печатается по изданию: Митерикон, собрание наставлений аввы Исаии всечестной инокине Феодоре.
Преподобный Марк Подвижник (V в.) — один из величайших египетских пустынников. Обстоятельства его жизни во многом остаются сокрытыми для нас, но преподобный Марк оставил драгоценное свидетельство духовного подвига — свои аскетические творения.Поучения преподобного Марка Подвижника разнообразны по жанру и содержанию: это и беседы с братией, и ответы на вопросы, заданные философом, и пространные поучения, и проникновенное толкование отдельных библейских стихов, которое преподобный Марк всегда ставит в связь с аскетическим деланием.
Двунадесятые праздники, посвященные важнейшим событиям земной жизни Господа и Божией Матери, являются центром богослужебной жизни нашей Церкви. Тексты служб этих дней наполнены размышлениями о тайне домостроительства нашего спасения, а значит, учат нас самому важному – вере в Бога, надежде на Него и любви к Нему.Эта книга поможет всем, кто хочет глубже прочувствовать богослужение величайших церковных праздников и лучше понять смысл событий священной истории.Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви.
В этой книге вниманию читателей предлагается диалог известного сербского старца Фаддея Витовницкого и православного психотерапевта, психолога Владеты Еротича. Собеседники делятся своими размышлениями о свободе, любви, смысле жизни, о добре и зле в этом мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Евангелия, которые официальная Церковь объявила неканоническими – и не включила в число «официальных» жизнеописаний Христа. Но… так ли это? И все ли апокрифические Евангелия – позднейшая подделка под священные тексты христианства? Доказать или опровергнуть подлинность этих произведений не в силах никто…