Первый шедевр - [116]

– Па-па? – произнесла Фелиция.

– Нет, пупсик, это деда. Де-да.

– Па-па?

– Ох, наш папа… Болеет… Я не знаю, как ей объяснить это. Когда она станет чуть постарше. И не могу пока найти другого мужчину, которого полюбила бы точно так же, как… Грегори. Я спрашиваю себя по ночам, почему я полюбила именно его. Почему не разглядела его ложь. Его безумие. Может, со мной тоже что-то не так?

– Ма-ма…

– Да, Фили, скоро пойдем… В общем… Я даже не знаю, что еще сказать… Я вернулась в Лондон, но совсем не чувствую его… Своим домом. Поместье в Вирджинии продали. Представляешь, нашлись безумные почитатели Грегори. Они всерьез восхищаются его картинами, которые даже ни разу не видели. Этот русский, Омович, сидит на них как дракон на золоте. В газетах теперь только про него и пишут, теперь даже больше, чем про Грега… Кровавый Пикассо, Маньяк с кистью, Искусный потрошитель – так его прозвали газетчики. А по сути это больной несчастный человек. Он никогда не рассказывал о своей матери и, оказалось, что у него это наследственное. И теперь я боюсь, – Оливия не смогла сдержать слез. – Теперь я боюсь, что Фили переняла это… Отмечена печатью безумия. Боюсь вести ее к врачам. Точнее, боюсь, что они скажут то, что я не готова услышать…

– Ма-ма… гули! – девочка показала на ворона, усевшегося на соседнее надгробье, птица внимательно слушала исповедь Оливии.

– Это не гули. Это «кар-кар». Ворона…

– Гули, – запротестовала Филиция.

– Как бы то ни было… Мне очень тебя не хватает, папа. Надеюсь, что у Фили будет такой же отец. Который ее будет любить больше, чем себя.

Оливия смахнула платком слезы, развернулась и покатила коляску дальше по дорожке.

* * *

Чернокожий усталый санитар изображал непреклонность перед Омовичем:

– К пациенту нельзя, он находится в психозе и может навредить вам и себе.

– Думаю, что наш разговор благотворно на него повлияет, – Юрий убрал ладонь со стойки, под которой обнаружилось пятьсот фунтов.

Дать взятку – настоящее искусство, и этим искусством Юрий владел в совершенстве. Каким бы принципиальным ни был каждый житель Британского королевства, он остается человеком. И сколько бы денег ни было у любого человека, ему всегда нужно немного больше. Санитар ловким движением перехватил купюры со стола.

– Вы убедительны, но вам придется убедить еще моего напарника. И заполнить бумаги, – он положил на стойку планшет с официальными формами.

– Уверен, вы сможете мне помочь и в этом, – Юрий незаметно вытащил из кармана еще несколько сотенных купюр и положил под страницу. – И ваш напарник тоже не обидится.

– Билли! Сопроводи гостя к пациенту в закрытое крыло! – крикнул санитар, забирая планшет с деньгами.

Через минуту к проходной подскочил еще один широкоплечий мужчина в белом больничном костюме.

– Это к художнику?

– Да, к нему. Мистер Омович, вы пройдете один. Попросите ваших сопровождающих подождать здесь. Уже поздно, поэтому лучше, чтобы их никто не видел. И вас. О Вашей безопасности позаботится Билл.

– Следуйте за мной, – Билли махнул ему рукой, открывая дверь на магнитном замке. Омович последовал вслед.

Коридоры психушки были больше похожи на лабиринты, но Билли легко в них ориентировался. Они преодолели несколько лестничных пролетов, спустившись на нижний уровень. Здесь не было ни окон, ни указателей, номерков на дверях палат, даже ручек не было.

– Вы единственный, кто его посещает, – заявил Билл. – Первое время одолевали журналисты, но он с ними не говорит. Посылает куда подальше. И теперь остались только вы.

– У меня есть особый дар договариваться с людьми, Билли, – вкрадчиво произнес Юрий.

– Не сомневаюсь. Можно спросить?

– Конечно.

– О чем вы с ним разговариваете?

– Это конфиденциальная информация, Билли.

– Просто… Когда санитары к нему приходит, он… В общем, на него не зря надели смирительную рубашку и посадили в мягкую комнату.

– К любому человеку можно найти подход, даже к умалишенному.

Они остановились у нужной двери. Санитар постучал три раза и открыл небольшое окошко.

– Эй, Малевич! К тебе пришел посетитель! Мистер Омович, я отлучусь на десять минут и потом вернусь за вами, – сказал Билли.

– Очень признателен.

Грегори Бойл свернулся клубком в углу крохотной комнатки с мягкими стенами, прижав подбородок к коленям. Несмотря на поздний час, он не спал – его глаза были открыты и смотрели неизвестно куда. Он заметно растолстел меньше, чем за год.

– Грегори, – позвал Омович. – Посмотри на меня.

– Малыша Грегори нет, – ответил тот на кокни. – Так что иди на хер!

– Куки, позови Грега. Это Юрий.

– Аааа, безумный русский, – Грег перевел пустой взгляд в окошко и неуклюже поднялся.

– По поводу безумия я бы поспорил, – Юрий иронично улыбнулся.

– Они не дают малышу Грегори кисти. Они не дают краски. Есть только пустой холст. Грегори не может писать шедевр.

– Прискорбно это слышать. Куки, дай мне поговорить с Грегом.

– Это все таблетки, всекаешь? Малыш Грегори спит.

– Разбуди его.

– Они думают, что пилюли его вылечат, но от них он постоянно спит.

– Разбуди его, Куки!

В глазах Бойла что-то промелькнуло, будто внутри кто-то чиркнул зажигалкой. Заплывшее апатией лицо Грегори поменяло выражение.