Первый генералиссимус России - [9]
Поэтому, когда колымага Шереметева вкатывалась на торговую площадь Курска, они обе, уставшие от дорожной тряски, прижавшись друг к дружке, дремали. А Петр Васильевич, жалеючи горемычных, будить не стал, рассудив, что на город Курск, где им пребывать не меньше года, еще успеют наглядеться.
Так что стрелец Никишка мог особо не опасаться за честь собственной жены и свое мужское поругание. Воевода Шеин имел супругу. Опасность того, что станет засматриваться на других женок да соблазнять их, снижалась до минимума. Хотя, чем черт не шутит, когда Бог спит?..
А то, что ни Никишка, ни Ванька Кудря, ни сам их десятник Фрол Акимов не ведали о присутствии воеводш в воеводском поезде, объясняется просто — слишком мало провели времени в почетном конвое. Не успели все разглядеть да высмотреть…
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой рассказывается о курских воеводах Шеине и Шереметеве, а также о первом дне их воеводства в Курске
Как и планировалось, поселились воеводы в казенном доме, расположенном сразу же за подворьем Знаменского монастыря. На фоне большого каменного собора дом в два яруса с подвалом, некогда построенный на территории детинца еще князьями Ромодановскими — отцом и сыном, — когда те тут воеводствовали, казался игрушечным. Впрочем, он, сложенный из дубовых плах, увенчанный шатровой крышей из крепко подогнанного и изрядно просмоленного для пущей крепости теса, ладненький, смотрящий во все стороны света множеством стрельчатых окошек, на первое время мог сойти. А далее, что Бог даст…
Пока слуги и их добровольные помощники из курских служивых людишек — поспешивших с первых же часов оказать свое почтение и угодить начальникам — перетаскивали да расставляли привезенный скарб, воеводы посетили баньку. Тут же, в детинце. Попарившись и немного отдохнув после дороги, оставив на жен своих хлопоты по обустройству, приступили при свете свечей к вечерней трапезе.
Оба в чистых русского покроя рубахах, широко распахнутых на груди, просторных, без поясов и до колен. А чего стыдиться нагой груди — чай, не женщины. Оба раскрасневшиеся после духовитого квасного на мяте пара. Только у старшего, Шереметева, лицо продолговато, как у породистого жеребца, а у Шеина — круглое, чем-то напоминающее кошачье. Мягкими обтекаемыми формами что ли… Или цветом зеленоватых глаз… У Шереметева на голове, от лба и едва не до макушки, явственно обозначилась проплешина — лысина, а у Шеина — густые русые кудри до плеч.
Если у Шеина курское воеводство после Тобольска было вторым в жизни, то у Петра Васильевича Шереметева, которому к этому времени повернуло за пятый десяток, за плечами было не менее пятка различных воеводств. Это — и Севск, и Путивль, и Киев, и Новгород, и Казань, и Симбирск. И снова Путивль да Киев… Именно поэтому правительница Софья Алексеевна именем царей Ивана и Петра и распорядилась послать в Курск сразу двух воевод, чтобы молодой, наблюдая за действиями опытного, «рядом отирался да уму-разуму набирался», а старый «не дремал и особо не зарывался».
— Ну, как тебе, батюшка, Петр Васильевич, городок сей и горожане? — поинтересовался Алесей Семенович Шеин у своего старшего и более опытного сотоварища.
— Городок как городок, — неспешно прожевав кус жареного мяса и вытерев ладошкой лоснящиеся жиром губы, обронил Шереметев. — Приходилось и поболее видеть… А людишки?.. — сделал он паузу. — Так тут сразу и не скажешь… Людишки — они и есть людишки. Встретили вроде бы по чину… а там, что Бог даст. Вот обживемся — увидим. Ты, Лексей, голову пустым не забивай. Лучше на снедь налегай. Ибо пустое брюхо в государевых делах плохой советчик. Недаром сказывают, что голодное брюхо к совету мудрому глухо, не о чаяньях государевых мыслит, а о себе думает.
Высказавшись, старый боярин и воевода потянулся к серебряному кубку, до половины наполненному вином.
Стол хоть и был накрыт на двоих, но выглядел богато. Тут и птица домашняя — куры, густо сдобренные чесноком да травами разными; тут и птица дикая — фазаны да дрофы, бессчетно водившиеся в курских степях, также поджаренные до хрустящей розоватости кожицы. Тут и молочный поросенок, запеченный целиком. Вольготно расположившись на серебряном подносе среди зеленых перышек лука, веточек укропа и мяты, он явно вызывает аппетит блестящей в собственном жиру кожицей. Тут и жареный осетр, и миски с душистой от пряных трав рыбной ухой. Тут и мед в мисках, и миски со свежими медовыми сотами. Тут и грибки на любой вкус: и соленые, и жареные в сметане. Есть миски с квашеной капустой, в которой целиком лежат гладкие аппетитные яблоки, привлекая взгляд своими янтарными боками. Словом, ешь — не хочу!
Разнообразны и напитки. Есть и квас, и клюквенный сок, и медовуха, и вина разные. И даже штоф с водкой стоит. Что и говорить, глава курских стрельцов и купечество расстарались на совесть, готовя этот стол. Да и стряпухи маху не дали, охулки на руку не взяли.
Стол накрыт, но челяди не видать. Воеводы отпустили слуг. Меньше чужих глаз да ушей — собственным речам свободнее. В Москве, да еще после известных событий, когда друг друга чурались и опасались, много не поговоришь. В дороге — тоже. Оба слишком на виду. Разговоры могут пойти разные. Завистников-то много. А потом отдувайся перед царями да правительницей, что «я — не я и шапка не моя». За столом же — в самый раз.
Историко-детективная повесть о том, как в Курской области обнаружили уникальные золотые сокровища гуннов. Действие повести разворачивается в двух временных пластах.
Две повести о сложной, но такой важной и нужной работе сотрудников милиции, основанные на реальных событиях.
Меч князя Всеволода Святославича, известного по «Слову о полку Игореве» под прозвищем «Буй-тур», вместе с частью старогородского клада, а также многими другими экспонатами и был привезен сотрудниками Трубчевского музея в Курский областной краеведческий. Привезен по просьбе коллег для устроения временной экспозиции в рамках действия федеральной программы о взаимном обмене культурными и историческими ценностями и фондами. С этого начинается запутанная детективная интрига, разворачивающаяся в двух временных пластах. При создании обложки использованы картины «Буй-тур Святославич» из серии художника Андрея Нестерова «На заре Руси» и «Сыщики МУРа» художника Олега Леонова.
Волна, поднятая контрпродуктивной и демонической личностью господина Ельцина, не останавливалась и не затухала. Она уже не была такой явственной, как осенью 1993 года, окропленная не золотом и багрянцем листопада, а кровью россиян, но по-прежнему разрушительной, антигосударственной и антинародной. Ее отрицательная энергия, как ржавчина, как агрессивная кислота, несмотря на то, что стала менее заметной, продолжала подтачивать и разрушать институты государственности, порядка, закона, и самое главное — разъедать души людей.
О рядовых «солдатах правопорядка» — участковых инспекторах, сотрудниках уголовного розыска и дружинниках — хочется рассказать. Хочется поведать без прикрас и фантазий, сделав их героями рассказов и повестей.
Повесть «У Дона Великого» — оригинальное авторское осмысление Куликовской битвы и предшествующих ей событий. Московский князь Дмитрий Иванович, воевода Боброк-Волынский, боярин Бренк, хан Мамай и его окружение, а также простые люди — воин-смерд Ерема, его невеста Алена, ордынские воины Ахмат и Турсун — показаны в сложном переплетении их судеб и неповторимости характеров.
«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.