Первый День Службы - [57]

Шрифт
Интервал

в гневе переворачивал все вверх дном в камере, его ядовитая с издевкой презрительная улыбочка, когда изволил быть в настроении. И вот этот же субъект здесь, у Дома быта. Он, оказывается, совсем не такой по эту сторону тюремного забора. Вряд ли кто, наблюдая Менженина здесь, может подумать, что этот увалень способен на что-нибудь решительное, тем более, что он властолюбив, жесток, коварен, и, до известной степени, изобретателен, особенно по части козней и пыток. Тупая рожа, придурковатый, как будто пыльным мешком из-за угла ошарашили, взгляд, улыбочка простака, несуразные, мужиковатые движения, нелепо выставленные из офицерского мундира руки дровосека, шаркающая косолапая походочка. Ничегошеньки от того громилы, что гордо вышагивает по коридору корпуса малолетки. О-о! Да вы великий артист — Василий Лукьянович! Оборотень в мундире. И не столько меня вы сейчас боитесь, сколько правды, которую я о вас знаю.

— Ну, что ж это вы, Василь Лукьяныч, тогда на меня Козыря травили? — обстоятельно, слегка укоризненным голосом начал разговор Шпала.

Теперь у старшего лейтенанта связи затряслись не только челюсти, но и руки. Он испуганно забегал глазами по сторонам, словно опасаясь, не услышал ли кто?

— Когда это было, Виктор, кто это тебе сказал? — скороговоркой, совсем незнакомым голосом заговорщика прошептал он, — сам Козырь? Да ведь он фуфлыжник еще тот, ему на зоне вон уже за это башку разбили!

— Ну все-таки, Василий Лукьянович, нехорошо! Ведь керосинили же, травили малолетку друг на друга! Камеру на камеру, и на взросляков травили, прессхату организовали, обиженку?

Теперь Витька с проникновенностью следователя заглядывал воспету в глаза, а тот, как пойманный на кошельке воришка, прятал их, тянул время, лихорадочно искал правдоподобную версию в ответ.

— А что мне было делать? — страдальчески, как бы прося снисхождения, вдруг возопил собаковод, — вот ты войди в мое положение, я один, а вас сколько харь!?

— При мне пятьдесят было.

— При тебе! А до того масть покатила — по сто все полгода держалось! Как мне прикажешь вас воспитывать?

А сам-то глазенками по сторонам так и зыркает, так и зыркает! Сообщников, что ли, Витькиных высматривает, или на помощь кликнуть кого-нибудь хочет.

— Ты один? — вдруг спросил с полуфразы.

— Один.

— …А на меня режим с начальником знаешь как за вас давят! Прессхата, — говоришь, обиженка… Правильно, и камеры тасую, и в прессхату, если кто заслужил, закидываю, и в карцер сажаю, и в стояк… А что прикажешь, ждать пока вы ножичками друг друга попыряете? Мне же самому за вас в тюрьме сидеть неохота. А так хоть издеваетесь друг над другом, зато все целы и без ЧП вот уже, слава богу, скоро год. Думаешь, меня за вас по головке гладят? Где еще на малолетке увидишь, чтоб курево разрешали? А я разрешаю. Но ведь предупреждаю же: «Прячте, прячте, бляди!» Так нет, полуведерный куль махры на самое видное место выставят, а тут комиссия: прокурор, из управления… и приходится все в парашу выкидывать, вверх дном переворачивать, по мордам бить, кричать. То ж для понта! Сколько я раз лично тебе карцер обещал? А сколько ты всего в нем отсидел? То-то! Если вы ко мне по-человечески, и я ж к вам по-человечески! Зато раскручиваю редко. Вот признайся, редко же! Да если по закону, вам каждому еще в СИЗО срок до червонца накрутить можно. За нарушение режима, за драку, за бунт… Вот тебе за подготовку побега могли тогда свободно срок намотать, а даже красной полосы на дело не одели! А если бы одели, дали бы тебе условно?

— А все-таки вы тогда западло поступили, Василий Лукьяныч! — упрямо гнул свое Шпала, — пустили в четвертой камере парашу, будто я беспредельничаю, мужичков притесняю, а потом нашу восьмую раскидали, и меня одного в четвертую.

— Ты не прав, Виктор, совершенно не прав, не знаю, кто тебе мог такое сказать! — негодующе взвился «гражданин начальник», однако лицо его при этом густо покраснело, и это явно выдавало то, что все было именно так. — Камеру вашу мы (он специально сделал ударение на «мы», раскладывая ответственность на всю вдминистрацию полностью) раскидали после того, как вы расковыряли в ней полстены, так что никакого подвоха я тебе заранее готовить не мог, и не готовил, хотя, признайся, ведь именно ты был зачинщиком этого побега?

— Нет, Василий Лукьянович, ей богу не я, а что до неожиданности подвоха, так ведь я в карцере сидел, а вы в это время в четвертую керосинчика и плеснули! И потом, напутали вы маненько: восьмую нашу вы после дня рыбака раскидали, а после побега вы нас всех только на взросляк перевели.

— Ну зачем мне это было нужно, Виктор? Ведь мы бы могли и сами вас под пресс пустить!

— Вы и так пустили… через строй мордоворотов-охранников, когда нас по одному на взросляк перегоняли. И потом, вы ведь сказали Козырю, будто я похвалялся в камере, что их с Цыганом на х… видел!

— Ну, это не то, — пропустив вторую часть реплики мимо ушей, тоном знатока продолжал старлей, — у нас для этого случая хор-рош-шо об-бор-руд-дованные камеры есть! (Глаза Менженина при этом блеснули гордостью, как гордится хорошо возделанной грядкой огородник) Не был там?


Рекомендуем почитать
Считаные дни

Лив Карин не может найти общий язык с дочерью-подростком Кайей. Молодой доктор Юнас не знает, стоит ли ему оставаться в профессии после смерти пациента. Сын мигранта Иван обдумывает побег из тюрьмы. Девочка Люкке находит своего отца, который вовсе не желает, чтобы его находили. Судьбы жителей городка на западном побережье Норвегии абсолютно случайно и неизбежно переплетаются в истории о том, как ссора из-за какао с булочками может привести к необратимым последствиям, и не успеешь оглянуться, как будет слишком поздно сказать «прости».


На одном дыхании. Хорошие истории

Станислав Кучер – главный редактор проекта «Сноб», общественный деятель, кинорежиссер-документалист, теле- и радиоведущий, обозреватель радиостанции «Коммерсантъ FM», член президентского совета по развитию гражданского общества и правам человека. Солидный и довольно скучный послужной список, не так ли? Но: «Ищешь на свою задницу приключений – просто отправься путешествовать с Кучером» – так говорят друзья Станислава. Так что отправляемся в путь в компании хорошего и веселого рассказчика.


Широкий угол

Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.


Украсть богача

Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.


Аллегро пастель

В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.