Первый День Службы - [54]

Но… очередной дверной скрип и что-то тускло засветилось впереди. Касаясь вытянутой рукой Юлиной спины, он вышел на простор большого зала. Да ведь это тот самый, где его судили! Он отсюда виден, как на ладони. Вон отдельно стоящая скамья подсудимых, дальше четырьмя колоннами такие же лавки для зрителей. Вон на той из них тогда сидела Ларочка. Они стоят на сцене, взирая с нее, как боги с облаков на грешную землю. Так, несколько дней назад, стояли здесь, перед подсудимым Гроздевым судьи. На дворе, где-то далеко-далеко, не на этой глухой улочке, уже горят фонари, сами их огни не видны, но рассеянные, шальные кванты проявляют обостренному темнотой глазу зал, еще строже выделяют резную фактуру судейских кресел, величественно возвышают помост со столом и тронами. Юлечкино сердце трепетно бьется под его рукой, где то в области низа живота. Отбросив воспоминания и целиком окунувшись в волшебство действительности, Шпала еще сильнее привлек это стройное, желанное тело к себе, заграбастал, сжал до хруста и властно полез расстегивать туалеты.

— Ну что ты! — возмутилась Юлька.

— Скидавай трусики, богиня правосудия, власть переменилась!

Борьба была короткой и неравной по многим сексуальным причинам. В конце концов, взяв с него слово, что Коля об этом ничего не узнает, Юлечка выкинула в виде белого флага свои трусики на спинку трона с гербом и капитулировала, радостно и поспешно сдавшись на милость победителя. Судейский стол, длинный, как трактирная стойка, к тому же оснащенный толстой, мягонькой скатертью, казался на первый взгляд самым подходящим для предстоящего турнира местом. Юлечка предлагала, правда, скатерть сдернуть и расстелить на полу в два слоя. Пол чистый, они сами тут убирают, а на столе она стесняется… Но уж Витька терять такой экстравагантный шанс не стал, это был его акт возмездия правосудию.

— Юлечка, лапочка, ну позволь мне этот каприз. Тебе же отольется, оттарабанится! Я обласкаю тебя так, глупенькая, что ты все на свете позабудешь! Тебя еще никто так не любил, и больше не полюбит. Эти мгновения, мы их до конца жизни будем вспоминать. Глянь, какие у тебя стройненькие ножки, а животик, так и просит чтобы его покормили, и вообще ты вся такая вкусненькая! А ты хочешь, чтобы я всю эту красоту не видел в темноте! Ну, представь, что это у нас с тобой такая большая и пышная постель. Ты же сама говорила, что это детсад, по сравнению с тем, что начальство выкидывает. Давай им нос утрем… Вот постареешь, станешь некрасивой: семья, дети, дела, заботы, а придешь на работу, сядешь за этот стол, и сразу молодость вспомнишь.

— В окно кто нибудь увидит! — шептала на ухо Юлечка.

— Да никто не увидит, у вас окна с улицы высоко, кому в голову взбредет по стене карабкаться?

Восшествие на пресс-стол не отличалось особой помпезностью. И вот уже голая Юлечка лежит на красном бархате, а Шпала ласкает ее тело. Попова, как истинная последовательница Евы, оказалась девочкой очень зависимой от степени и качества направленной на нее ласки. Особенно трепетала и млела она, когда Шпала целовал ее в шею. Юлечка при этом вся, прямо-таки замирала, обмякала, а ноги ее услужливо раздвигались. Пользуясь таким мощщным «наркотическим» средством, Шпала окончательно обезоружил свою милую добычу, разделся и увенчал пирамиду. Одежду свалили на судейские кресла. Напарница была — вершина темперамента, взаимные ласки горячи, и возбуждение достигло скоро того предела, когда хочется проникнуть, как можно глубже, (пропороть насквозь!). Витька в своих ритмичных движениях набирал темп, однако заданной амплитуды ему не хватало, требовался какой-нибудь спасительный островок среди моря любви, трамплин, рычаг. Недаром Архимед говорил: дайте мне точку опоры и я перетрахаю весь земной шар! Знал, подлец, дело туго! Его (рычаг), после нескольких конвульсивных хватаний за скатерть, Шпала обнаружил в качестве торцов столешницы. С восторгом и надеждой ухватился он за них, как утопающий хватается за то, что плохо лежит, и погнал, погнал вороного вскачь. Земля ухала под его копытами! То уходила из-под них, то набегала вновь. «Степь да степь кругом!» До победного финиша оставалось каких-нибудь скачка два, как Витька вдруг обнаружил, что хватает руками пустоту. В пылу погони они с попутчицей проехались по всему столу вдоль, что составляло метра наверное четыре, спустили на пол скатерть и теперь изголовьем оказались у края пропасти.

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю

Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю.

Что-то воздуху мне мало…

Шпала пробовал было увенчать дело без подтягивания, но это было совсем не то. Поверхностная любовь — пошлая штука! Скатерть по столу ерзала и смазывала всю глубину ощущений. Разочарованный, он слез с саней, уселся на центральный трон отдохнуть, Подошедшая Юлечка примостилась на коленях. Впрочем, она тут же принялась ерзать, моститься на самую вершину и не давала отдохнуть по-человечески, перехватить свежего воздуха. Тяжко вздохнув, Витька вновь принялся за дело. Трон, однако, был для любви совершенно не приспособлен, жесткая деревянная резьба царапала спину. Ох и дубовые же задницы у господ судей, если они выдерживают по нескольку часов на таком прокрустовом ложе! Шпала вон сидит на куче тряпок, и то, кажется, вот-вот наживет себе геморрой. Витька гнал халтуру, работал, в основном, на вошедшую во вкус служебную чиновницу. Юлька неистовствовала: целовала, кусала, царапала, захватив руками края конструкции, вдавливала его то в спинку, то в базис юриспруденции, хваталась то за Витькины ноги, то за герб, впрочем, последний был стыдливо завешен трусиками. Хороший она выдала Шпале массажик, и костоправов не надо! Наконец, перебрав все способы и позы, возможные на стуле, перепробовав все средства воздействия, рычаги нажима, исчерпала собственные силы и тоненько жалобно взмолилась: