Первый День Службы - [242]

— Перебьюсь! — уверяет Витька. — Паек дают жирный.

В конце концов сошлись на том, что из наготовленной жратвы Шпала взял два свертка: курицу и хлеб с сыром. Он положит их соседу в рюкзак, так что сумка тоже не нужна. (Деньги и вещи в те поры были дорогие. Самое дешевое — еда.) В иные миры нужно входить налегке! Меньше забот о бесполезном. О том, что в нем тебе все равно уже не принадлежит. Больше самого ценного — душевного спокойствия! Ведь еще древние говорили: «Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в рай!» Как мудры паломники, имеющие при себе только посох. «Будет день, — будет пища!» Придя в «гостиницу», где с утра давил храпака, Шпала кинул свертки на нары:

— Вот, мужики, долг за ваши харчи, забирайте!

— А сам что в дороге есть станешь? Или опять у нас просить?

— Не, земляки, у меня своя контора подобралась, я лепту туда внес…

Никто не притронулся к сверткам. Крестьянские нравы: своего не отдавай. Чужого не бери! Одежду сменил на обноски. Подумав, засунул в карман «цивильных» штанов тридцатку аванса и свои часы (позавчерашние). Он бы Хорьковы спулил, да папаша не понимает филантропии! Завернул все, сунул в сумку, отнес отцу. Теперь Витька как все!

— Ну иди, — наконец говорит батя, — а то потеряешься, искать начнут!

Смутная тревога на душе. Скорее раствориться в толпе новобранцев.

— Эй, Хо…, Дракон! — Шпала щелкает себя пальцем по горлу.

Около пяти вечера их, всех оставшихся после малочисленных и редких поборов «покупателей» 1) построили в колонну, 2) зачитали по фамилиям, 3) пересчитали, 4) раскрыли ворота и 5) повели на вокзал. Наверное никогда, во весь призыв, не видел город такой толпы! Огромная, человек в триста орава оборвышей. С рюкзаками, в фуфайках, бритоголовая. И что в этом море Шпала? Одним больше, одним меньше! Но Витька не верит в происходящее. Ущипнуть себя, что ли, по башке колом огреть? Ведь уводят, уводят от тюрьмы!!! Отец и мать в группе провожающих идут рядом. Уже начались среди сопровождающей братии слезы, раздирающий душу вой, стенания. «Ну что, на войну отправляют, что ли! — возмущается Витька, — Так ОПЕРАЦИЯ в Афганистане еще не началась! И шейх ихний еще не убит нашим десантником. Аккурат два года мудрая Фортуна отмерила нынешнему призыву. Они отслужат и начнется. День в день! Что плакать то? Хоть и Афганистан! Погодите, придет в Чечне бойня, тогда нареветесь! Орать впору от счастья, подпрыгивать, как бешеному!» На перроне сутолока. Поезд вот-вот подойдет. Куда везут, Витька не знает, да и неинтересно! Но пока что направление — Харьков.

— Мужайся сынок! — говорит отец. — Держи себя!

И на щеке его предательски блестит скупая мужская слеза. Тю! Да что они все подурели? Вся эта толпа провожающих! Совсем рев устроили. Уже и парни — призывники некоторые в голос подвывают! Это наверное коллективное сумасшествие: стоит одному заплакать, за ним второй… И вот уже вся толпа рыдает, как будто хоронят вожЖя мирового пролетариата. Множат в голове ужасы, один нелепее другого. И отец туда же! Уж он-то должен понимать, что Витька рад без памяти. Но не будет же Шпала при всей этой воющей публике смеяться до упаду. За дурака посчитают! Да что ему, в армии окажется тяжелее, чем в тюрьме? Или даже чем здесь на гражданке, где менты дохнуть не дают? Ни в жисть! Никто еще от службы, слава богу, не умер. Это же пропуск в рай! Оттарабанит и все его прошлое забыто, как и не бывало. Одни привилегии: при поступлении на завод, в вуз, в партию. Да-да, граждане, а вы как думали? Не век же Шпале дураком быть! Без фирмы «КПСС» нонче никуда! А чем Витька хуже или глупее прочих — будет кричать: «Да здравствует наша дорогая, наш дорогой… Слава из КПСС!» А потом тихонько сплевывать под ноги и горя не знать. Если жисть так устроена, что дураки любят славословие, то это ж только великолепно! Куда хуже было бы с умными, которым не слова а дела подавай. Вот ежели б Ленька еще разную нищую братию по всему миру не кормил! А так пусть резвится — хоть на жопу ордена цепляет.

Рад Витька, но не может улыбнуться и виду не подает. Примета у него такая еще с бокса: как отдашься беззаботным чувствам, так расслабишься и проиграешь. Нужно всегда быть готовым к худшему, а лучшее — оно само придет! Нельзя судьбе своих радостных минут показывать, иначе она обязательно подкинет КАКУю-нибудь подлянку. Не моги даже внутренне виду подавать, а то расслышит! «Ну не угадай же, злодейка, что он рад. А если и докумекай, то хоть не настолько, как это есть на самом деле!» Неверующим (в догму) был Витька человек, но суеверным крайне. Суеверным, успел он заметить, как и все рисковые люди. Нельзя в риске и азарте без суеверия! Это своего рода шаманство. Заговаривать судьбу помогает и успешно! Много таких примет у Шпалы существовало раньше: сходить перед решающим боем к Денису в гости; нарисовать в туалете, что в парке Ленина расположен, на стене рюмку; выложить в день, когда бой, бинты на спортивную сумку еще с начала соревнований… До зехеров этих доходил он эмпирически, анализируя каждую свою победу и неудачу. И те, которые четко подтверждаются, оставлял, укреплял. Другие, что раз так, а раз этак, старался додумать, видоизменить… В общем, как все шаманы!