Первый День Службы - [240]

Всякая мелкая блядища, до хуя дорвавшаяся, мнит свою особу незаменимой персоной в аппарате, пока ее не выведут нафталином! Каждая мандавошка считает себя чиновником при государевом аппарате. Уверена, что имеет доступ к конфиденциальному источнику и безусловно чувствует пульс перестройки всего организма, происходящих в нем процессов. Всех остальных насекомых, таких, как рабочий муравей, например, государственная мандавошка и за хуй не считает! Но мнит неудачниками по жизни, грубыми рабочими животными и глухими провинциалами. А если представить шире? Обобщить, та скать, и углубить аллегорию! То все можно выразить следующей пояснительной картиной: Москва это заросли мудей, а правящая элита — вошь на хую трудового народа. А народ наш — мужик с похмелья, которому некогда в собственных мудьях разобраться и вычистить оттуда всех этих привилегированных мандавошек. Легче прочего, конечно, муди сбрить! Да жалко как-то, все ж таки свое — родное! Вот и ищет иностранное лекарство. А мандавошки, тем временем, все наглеют!

Каждая вещь должна использоваться по назначению! В том числе и человек, пока он позволяет помыкать собой как скотом. В конце концов, всяк имеет к собственной персоне то отношение, которого заслуживает: «Каждому свое!» И это даже хорошо, что в мире существуют шохи. Особенно когда они служат тебе!

— Ладно Хорек, живи! — примирительно сказал Шпала. — Дарю шанс стать человеком. Часы есть?

— Есть! — собакин брат торопливо подвел циферблат к глазам. — Пять минут двенадцатого.

— Давай-ка их сюда!

Без лишних слов Толя Кошевой повиновался. И «Заря» с фосфорной разметкой перешла на руку Витьки.

— Теперь слушай меня внимательно: Рассказывать Оскольским я ничего н

ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ

Магия: еще одно доказательство. Средство достижения все тоже — поиск! Далее: инстинкт людоеда — снова о психологии и необходимости знания ее законов при такой жизни. Свидание с отцом. Афганистан — осталось два года! О друзьях — товарищах.

«Крысы! — думал Шпала, оставшись один. — Хоть тот же Чечет. Вот на кого из камеры меньше всего зла держу.» Церковный воришка — Саша Чечеткин не был героем. Когда запахло керосином, он предпочел стать шохой у Козыря и Мерзы конфликту с ними. Это его дело! Уважать за которое, конечно, никто не станет. Но при том Чечет не ляпал переводников на других! Тонул сам, молча, не хватаясь за ближних. Когда на «ценителя искусства» стали наезжать, Витька поддержал Чечета. Он вообще не любил, чтоб кучей на одного! Саша поддержкой не воспользовался. Отчасти своей менжовкой он конечно подвел Шпалу. Козырь почувствовал тогда для себя опасность. Единства в камере не было. Каждый по большому счету внутри с гнильцой. С мандражом перед прессхатой, зоной, «парашей», которую о нем могут пустить! Страх этот методически и тонко вживлялся в сознание всякого арестанта отлаженной машиной правосудия. Подозрительность, недоверие ко всему, подлость, культивация приоритета самых низких инстинктов — вот арсенал средств, с помощью которых государству удавалось «перевоспитывать» преступников. И люди попавшие сюда, что говорить, были не на высоте! Можно ли вообще остаться чистым, находясь в скотских условиях? Но и из общей человеческой массы, существующей в стране, в основном доминировал здесь мусор. Шпала тоже не ангел! И на него букет этих средств действовал. Прими Чечет поддержку Витьки, их оказалось бы двое и вся камерная иерархия, основанная на страхе, рухнула бы! Впрочем, нет, устояла, просто переместился центр тяжести, а система осталась! Она, видимо, неизменна. Подлая, но вечна! В системе, где каждый за себя, два человека вместе — неодолимая сила! Однако Чечет, как уже сказано, был не боец настолько, что даже очевидная выгода не могла заставить его перепрыгнуть красные флажки страха, наброшенные спецификой режима содержания. Больше всего люди боятся неизвестности! Во тьме варианты. Шансы не просчитываются! Опасность худшего заставляет принять данность. Вот где поле для авантюристов, знающих тюремные нравы чуть лучше других! «Перепуганный дятел» предпочел гибнуть в одиночку, нежели спасаться вместе. Самое смешное, что лично Шпале в то время еще ничего не угрожало. Так на хера, спрашивается, он подписывался за Чечета себе во вред? Плохо знал человеческую психологию! Переоценил благородство и умственные способности современных двуногих! Наука, вместо которой у нас белое пятно. Все приходится постигать на собственной шкуре! Дуэт к нему явно благоволил и не прочь был принять в свои ряды. Но крысиный страх в отношениях между людьми — вот что не удовлетворяло Витьку в положении вещей. Он хотел быть свободным, и это заставило Шпалу пойти против ветра. Романтический идеализм, почерпнутый из недобросовестной художественной литературы!

Неустойчивость положения заставляет искать громоотвод, на который можно сбрасывать напряжение! Это везде! Когда каждый боится, воздух наэлектризован и нужен крайний. А камера, где все зэки заодно — катастрофа для тюремной администрации! Потому она и создает напряжение, неустойчивость! Под давлением включается инстинкт людоеда: человек, который тебя не боится — опасен! А тот, кого не успел унизить (обезвредить), обязательно ужалит исподтишка! Так началась неравная война, где против Шпалы был Козырь, а за ним сверху вниз Муса, Пузырь, Чечет, Хорек. Чем ниже опускалась эта цепочка, тем меньше было в действиях ее колец личной выгоды и больше страха. Последние два звена вообще действовали во вред себе! Подойди Чечет прямо, «по-босяцки», ничего ему Витька не сделал бы. Но видно чует за собой грешок, стороной обегает. Глупый всегда подл. Порок влечет за собой наказание на дурную голову! Страх его заставляет прибегнуть к еще большей подлости… И так по спирали! Чем дальше, тем труднее вырваться!