Первый День Службы - [243]
У каждого истинно суеверного человека приметы свои. И Витька их никому не расскажет, чтоб не разгневать ангелов-хранителей! Дабы они не распылялись, а только ему помогали. Важен, конечно, не сам знак или действие, а то состояние души, на которое при этом настраиваешься. Повторяя приметы, сопутствующие удаче, мы вспоминаем и закрепляем нужные чувства! Вот и теперь Шпала шаманил: изо всех сил уверял себя, что будто бы и не рад вовсе. Клял судьбу-злодейку всякими бранными словами за нанесенный ею жестокий удар: за то, что лишила возможности насладиться Ларочкой, разминула с Ольгой и не дала Юлечки. Уж такой он бедненький. Сирый и обиженный! В этом была вся каверза. Пусть подслушает Витьку, плутовка. Увидит, как жестоко ему насолила и успокоится. Отпустит, а то пожалеет даже! Посему, физиономия у Шпалы, в данный момент, могла быть основательно удрученной. Что родителями оказалось неправильно истолковано. Витька разговаривал с богами, заклинал духов. Знал, что те смотрят на него сейчас изо всех щелей, потому — ответственный момент! А вот когда Шпала сядет в вагон, кикиморы за ним еще последят немножко, да и отстанут, займутся своими делами: «Ну, едет человек, ничего такого стрессового не предвидится, нечего за ним и наблюдать!» Вот тут-то Витька сможет радоваться хоть до чертиков, крика и истерики, на голове ходить! А еще более тому, как он ловко их всех обдурил!
Дубы пусть смеются! А кто рисковал, тот испытал! Ему и доказывать не надо. Только вот гдеЙто Гроздев читал, что у человека вовсе и не пять чувств, а гораздо больше! Шестое, седьмое, двадцатое, тридцатое… Интуиция, ясновидение, телепатия… У всех они есть, однако неразвиты! Потому, как современный человек ими редко пользуется! ЧуЙствуем мы больше, чем о том догадываемся. Но чем, понять не могЕм! Делали такой эксперимент: вживляли человеку в мозг электроды. Нечто вроде антенн. Усиливали от них сигналы и выводили на экран. Затем действовали теми раздражителями, которые, по идее, человек ощущать не может: ультразвук, инфракрасное и ультрафиолетовое излучение, радиоволны, магнитные поля… Оказывается все Ен улавливает и реагирует, как миленький! Только чем, сказать не может. Передавали на расстоянии мысли — секёт! Изменяли рисунок от его сигналов мозга на экране и просили привести изображение в норму. Эмпирическим путем испытываемые находили способ получать нужное изображение. И чем больше тренировки, тем быстрее. Но как они это делают — объяснить не могли! Вот и думай: способен человек корректировать свою карму, или нет?!
Подошел поезд, разнеслась команда: «По вагонам!» Вой провожающих сделался невыносимым. И Шпала, на секунду вынырнув из своих мыслей, вдруг произвел открытие: а ведь и все отправляющие тоже, наверное, шаманят, чтобы обмануть эту самую злодейку-судьбу! Внутрях, небось, рады рЫдешеньки, что оглоедов-отпрысков в армию сбагрили!
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Из за стекла общего вагона Витька машет родителям рукой. Он спокоен, он трагически спокоен. Позже отец напишет Шпале в Сибирь: «Поезд тронулся и я запомнил твой тоскливый взгляд…» Состав ускоряет ход, мелькают лица провожающих… Кто это? Откуда взялась она на перроне — Валька — секретарша из нарсуда. Другого кого высматривает? Но почему так пронзительно глядит на Витьку, успевает дернуть рукой вверх… Скрылась из видимости. Бред какой-то! Поезд все убыстряет движение. Увозит от тюрьмы, увоДит из этой жизни в новую, еще неведомую. И не знает Шпала, что не вернется сюда ни через два года, ни через четыре. Возвратится через пять с половиной, когда на месте нынешнего вокзала будет стоять новый, современный, из стекла и бетона; когда его младший братишка, который сейчас «пешком под стол ходит», вымахает на полголовы выше Витьки; когда Ленька, которого он сейчас так незлобливо поругивает, уже упадет в яму и на место него придут другие, еще более безмозглые, но при всем том еще и вредные типы. Когда начнутся смутные времена крикунов и политических проституток (по меткому определению первой политической давалочки).
Вернется Шпала тощий и лысый на это место, как на кладбище своей юности. В сегодняшнюю жизнь он уже не вернется никогда. Пленка отрезана и отправлена в спецхран под замок до полного истления. Никому ее заново не посмотреть. «Лишь где-то там, в глухих подвалах МУРа, хранится юность, сданная в архив.» Архив будет еще подниматься и дополняться. Наверное это самое уникальное в мире собрание! Здесь досье, возможно, на каждого советского человека, включая мертвых!!! Судите сами: к старости добрая треть Витькиных одноклассников пересидит в лагерях. Число же хоть однажды задержанных и, значит, оставивших «пальчики на память» трудно определить. То-то будет раздолье писателям — крикунам из перестройщиков, заимеющим доступ к этому сокровищу в персонажах! Обыкновенных уголовников, воров, мародеров запишут в ранг идейных борцов с системой. Которых первые, в действительности, глубоко презирали! И погонят сии полчища мертвых в угоду своим амбициям. Встань те «борцы» из могил, они бы собственными руками растерзали своих нынешних «заступников». «То ли еще будет!» — как говаривает Алла Пугачева (или Киркорова?). Не удастся Витьке обмануть свою судьбу глупыми заклинаниями. Блаженны не ведающие своей участи!
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.