Первый День Службы - [245]
— Да, что-то предстоит! — сказал Шпала спутникам зло.
— А что предстоит? Окучивать будут, гонять будут как молодых, ебать по уставу и вообще… Никуда не денешься, все через это прошли!
Последнее названо довольно красноречиво. Именно: ебать. Хотя при одном намеке на буквальный смысл данного глагола, Витька не то что перед челюстью не остановится, но и из автомата полроты перестреляет! Ну а в остальном, нужно иметь храбрость признать! Унижения, видимо, терпеть придется, как ни отвратительна Шпале эта весть! Терпеть, потому что нет выхода. Все общество живет по такому блядскому принципу. А повесившись никому ничего не докажешь, только рассмешишь! Какая гадость предстоит! Мороз по коже и в горле говно. Выпить да и прочь невеселые мысли. Чему быть, того не миновать. Зачем умирать зараньше времени? Сегодня они еще вольны гулять. Так гульнем же напоследок, чтоб небесам жарко стало! Витька молча вытащил из Хорькова рюкзака пару пузырей, поставил на стол.
— Давай, братва, пусть эти бляди хуй сосут, сегодня мы еще вольные люди. По себе знаю: пока буду под градусом, ни одна мразь мною командовать не станет. А рискнут, за Шпалой не заржавеет! Ебать его в рот, пусть в части огребусь, но так вот не могу и не хочу. Еще не служба и я им не солдат. Давай!
— А может не надо? — усомнился кто-то. — Вдруг хуже будет?
— Хуже не будет! — авторитетно заявил Витька. — В случае чего на меня валите!
— Да ну ты что, Шпала, за кого ты нас считаешь? — возмутился Потап. И к толпе: — Кто боится, ищите себе другую компанию!
От команды Потапа на столе появилось еще полдюжины беленьких. Они вмазали, они крепко ударили по бездорожью.
Едва разыгралась кровь, принесло откуда-то шныря — Дракулу. Хотел Витька со злости за будущие свои унижения набить ему е. ло, да вовремя спохватился: а Драка тут при чем? И чем Шпала будет лучше этих «дедов», если вот так же станет бить беззащитного? Теперь возможность самовыражения он находил именно в том, чтобы не поступать, как сержанты. Быть выше их, доказывать себе это! Витька усадил Хорька, обнял его за плечо и накачал хорошенько. Коля Кошевой (а Шпала, в порыве пьяной нежности, его теперь называл исключительно «Колян») даже прослезился от такого участия. Стремясь как то, видимо, отплатить добром за добро он донес, что проходя по вагонам видел «Маню». Петуха, которого в их бытность на тюрьме опустили то ли за крысятничество, а может и просто ни за что! Открытие не произвело на Витьку впечатления. Охваченный идеей фикс, он преисполнился гипертрофированного желания быть великодушным. «Опять эта шоха «переводники ляпает» и хочет найти крайнего! В рог бы ему дать!» Чем, собственно, виноват петух. Почему нужно над ним издеваться? Сам Хорек тоже не ангел, но перед пидорасом чувствует себя орлом: Он ведь только «шестерка»! Кошевой вмиг стал Шпале неприятен. Захотелось унизить его, чтоб не подставлял других. Но Потап при слове «петух» аж подпрыгнул. Он еще ни разу не пробовал живого пидора. Потап рвался сейчас же это дело оформить. Витьке сделалось гадко от сей грязи, но не запретишь же другу Потапу. Да и заступаться за петуха… выглядит мо меньшей мере странно! Потап между тем был в азарте, подбивал Шпалу на черное дело: натянуть «Маню». Пришлось сделать вид, что согласен. Гроздь твердо намерен был расстроить предприятие. Хорек, довольный тем, что смог оказать такую пикантную услугу, вел их. Витьке на душу легло безразличие. Вот так в жизни все хрупко, все относительно: честь, совесть! До конца чистым не был даже выдуманный Христос. Ему тоже свободно можно предъявить за многое! А они — живые люди, зачатые в пороке, среди него существующие… И сам эНтот процесс, порой, его продолжение, напрямую от последнего зависит. Что Шпала должен сейчас сделать, дабы оставаться до конца чистым? Как минимум две вещи: 1) не идти в армию, где властвуют унижения; 2) не дать Маню Потапу на растерзание. И обе они нереальные! Вот таковы правила игры. Не хочешь — не участвуй! Противно, но ведь и жизнь человеческая имеет какую-то цену. Витька, по млАдости лет, как это и предусмотрено всеобщим порядком вещей, был материалистом. В данном случае он понимал так, что не человек должен служить идеалам, а они последнему! Нравственность индивидуума проистекает из свободы. Волен Шпала, скажем, сейчас насиловать Маню и не… В этих рамках и лежит Витькина нравственность! В целом, живя в беззаконии, люди не могут быть нравственными. Способны к этому лишь стремиться. Выходит, прежде чем требовать от человека чистоты, необходимо предоставить ему свободу, нравственные условия?
К черту заумные мысли! Шпале неприятен сам факт насилия и Витька сделает все, чтобы его расстроить.
— Вот он! — украдкой показал Хорек и попятился. Взревев, Потап ломанулся вперед. Шпала схватил ебаришку за рукав.
— Слушай, ты ведешь себя как дурак, — говорил он негромко. — Зачем на весь вагон парафинить Маню? Ты же хочешь получить от нее удовольствие. Подумай, с каким настроением девочка будет тебя удовлетворять после такой услуги! Если тебе все равно, то учти, что мне кайф попортишь!
Потап сбавил обороты.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.