Первый День Службы - [246]
— Хорошо, давай вытащим Маню в тамбур и поговорим.
— Давай!
В сенцах парламентер пытался поздороваться за руку, но Шпала ладони не подал. Законы малолетки он помнил. Маня была жирная, как многие «рабочие» петухи, раскормленная на «диетпитании». Чтобы не передавать Потапу инициативу, Груздь начал сам.
— Здоров, здоров Маня! (Руки в карманах). При упоминании клички петух сразу все понял и сник. — Ты не волнуйся, — подбодрил его Витька, — мы «масть вскрывать» не будем, но за это, несравненная, нас должна обслужить.
Маня весь задрожал. Казалось, вот-вот паралич хватит. «И охота же тратить кому-то себя на такую образину!» — подумал Шпала. В памяти вспыхнул образ Светки. Несчастные люди, кто до этого опускается!
— Ладно, Манечка, не трусь. Мы же не варвары какие-нибудь, насильно тебя заставлять! — успокаивал Витька. — Ты пока расслабься, приведи себя в порядочек, прихорошись. А мы через десяток минут заглянем, а? Ну и ладушки. Кстати, деньгами не ссудишь? Четвертак нас устроит.
Маня трясущимися руками вынул из кармана бабки. Отсчитал 25, отдал Витьке. Тот Потапу.
— Ну а теперь мне!
Петух нехотя отвалил еще четвертачок. Шпала подтолкнул Потапа к выходу:
— Иди, я еще с ним пококетничаю!
И подмигнул заговорщически одним глазом. Компаньон понял в том смысле, что, может быть, Витьке наедине удастся заломать «соску» уже сейчас и шагнул в дверь.
— Только не подслушивай! — крикнул вдогонку Шпала. Подождал минуту, выглянул. Потапа не было. — Вот так, Маня! — сказал на сей раз серьезно (Витька даже не знал, как этого петуха зовут), — Не я тебя нашел, не я привел, да и на хер ты мне нужен, чтобы я перед обиженкой оправдывался. Короче, Маня, если не хочешь, чтобы тебя драл весь вагон, весь призыв, дергай отсюда куда-нибудь, да побыстрей! К капитану ли под крылышко; из поезда выпрыгивай — дело хозяечье, думай сам. Мне все равно, я тебя предупредил. Давай, действуй! И запомни: Шпала ничего не говорил!
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Пройдя вагон встретил поджидающего его Потапа.
— Пор-рядок! Через 10 минут подмоется, зубки почистит, прелесть девочка будет!
Тот воодушевился до экстаза:
— У-у-у! Не могу, штык дымит. Пойдем скорей пить, а то обтрухаюсь раньше времени.
Витька тоже был не прочь поскорей забыть это гнусное дело. Странно, он ни сколько не чувствовал себя виноватым в том, что на полсотни наказал пидораса. Почему Шпала должен оказывать услуги подобной части населения безвозмездно? Имеет же он право получить взамен какое-то удовольствие! Пьянка продолжалась и все более свирепела. На душе сделалось благостно, как будто Витька совершил величайшее милосердие. Да и хмель стал медленно, но верно пробирать. Через Щас (т. е. очень скоро) они — вся компания были уже кривые, как кипа турецких ятаганов. Хорек, видно шкурой почувствовав, что Шпала не в восторге от последнего его поступка, теперь примазывался в шохи к Потапу. Вдобавок, он тоже хотел «попарить шишку» и просил о том у нового хозяина разрешения. Зла на эту блядь Витька не испытывал. Даже как-то смешно было наблюдать за всеми Хорьковыми ухищрениями. Но при всем том думал, что нужно подобрать предлог и дать ему по голове. Во-первых, чтобы не сорвался с узды, а во-вторых, так «Дракон» меньше пакостей натворит.
Люди, подобные Хорьку, что ни говори, добра не ценят и отвечают на него подлостью, но зато уважают силу. Как после этого шох не бить? Они любят именно за то, что их пи…т! И чем более к подобным созданиям бесчеловечны, тем сильнее преданы они своему мучителю. Странная порода блЮдей!
Как же умно они поступили, что надрюкались до поросячьего визга! Аккурат вся компания тянула: «Врагу не сдается наш гордый Варяг…», когда появился еще более раскрасневшийся капитан с бравыми сержантами. Делать опять обход. Шпале было уже решительно море по колено и он в упор разглядывал воинов немигающим осоловелым взглядом. Как бы подначивал, ища ссоры. Но не наглел, конечно. Просто намекал: «Я вас не боюсь! Ха-ха!» Кэп оглядел всю капеллу, старательно выводящую вышеозначенную песню и молча шагнул дальше. В отсек ринулся один из сержантов. Но… странное дело, ринулся он за тем лишь, чтобыы шепнуть:
— Мужики, кончайте базар! Утухните пока обход кончится, поняли!
И затем уже, во всю мочь легких и с неподдельной яростью:
— Что, суки, забогомели?! Забогомели, бляди, я вас спрашиваю?!!!
С этими словами хуйвейбин ринулся в соседнее купе и принялся там окучивать кого ни попадя.
— А вы, твари, что, слов не понимаете? Кому сказано: «Чистота должна быть идеальной!
И так далее по всему вагону. Капитан тоже орал, не отставал. Вот так! «Весь мир — театр и люди в нем актеры, и каждый не одну играет роль!» В их отсеке засело дружной компанией десять рыл: весь цвет! И кинься сейчас сержанты в драку, Шпала наверняка знал: им дадут «обратку». Какой пример будет для остальных? И деды поняли, что, конечно они возьмут свое, но не сегодня. Чего ущучил лично Шпала? Он осознал: не стоит так уж серьезно относиться к «дедушкинским» оБскорблениям. Лучше принять все за игру. Тем более, что положение, видимо, не так уж безнадежно, если у сержантов тоже в критических ситуациях «очко делает жим-жим»! Что поняли остальные, которых окучивали вместо его друзей — дело их. Конечно, после предупреждения командира, капелла тут же умолкла (зачем наглеть?), но с уходом начальства затянула громче прежнего. Потом пришлось Витьке тащиться с Потапом и Хорьком (фу мразь!) к Мане на блядки, которой еБстественно на месте не оказалось.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.