Первый День Службы - [164]

Внутри было темно и уютно: плацкартный вагон, полки покрыты мягкой обивкой, запах комфорта и дальних странствий. Он жадно, как ястреб цыпленка, ухватил ее сзади за бедра. Натка сама выбирала подходящее для любовной схватки отделение. Наконец найдя его, выделив каким-то необъяснимым чутьем среди других, повернулась к Витьке лицом, обняла его, подставляясь для поцелуя и, получив требуемое, тут же деловито принялась сдирать со Шпалы штормовку.

— Зачем, — удивился было Витька, — она же не помешает!

— А подстилать я что буду? — зажужжала Натка неведомым, возбужденным, словно брюшным голоском. — И вообще я так не хочу, снимай рубаху и брюки, вообще все снимай, я должна тебя чувствовать!

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

Стахановец с экрана телевизора предлагает зрителю заняться половым актом в извращенной форме. Отбойный молоток в руках фехтовальщика врубается в заветные недра матушки земли — или что лишнее в совокуплении? Эпилептик поражает мамонта, развивая при этом могучее давление на периферии. Сексот — любитель секса. Великий охотник каменного века постигает закон концентрации противоположных электрических зарядов. Дебила в жилете путейщика легче перепрыгнуть чем обойти. Створки преисподней защемляют детородный орган вымирающего позвоночного!

Сама она разделась совершенно донага, сняв даже носки, причем на удивление быстро, как солдат в отбой и, подскочив к мешкающему Витьке, чуть было не сорвала ему на штанах остатки роскоши былой. Их Витька отвоевывал до последнего. Не сверкать же в самом деле голой задницей в проеме окна. В самом деле, в самом теле! Однако, Натка была на этот счет другого мнения, она считала, что для полноты ощущения ничего кроме волос на теле не должно оставаться. Поэтому, содрав наконец со Шпалы злосчастные брюки с трусами впридачу, Наташка еще некоторое время пожирала его глазами, насыщаясь, а затем присовокупила добытый трофей в свою пеструю коллекцию. Любовно устроив из обоих комплектов вещей, как из перышек, себе уютное гнездышко, она подоткнула к месту каждую тряпочку и, наконец, жертвенно расположилась на нем, расставив на всю возможную ширину ножки.

В неверном свете звезд и фонарей, проникающем в вагон после нескольких отражений, тело Натки казалось выточенным из мрамора, груди же, чернея двумя пятнами сосков, выдавали естество, оригинал фигуры. Меж ног, скрытая мягкой чернотой волос, манила тайна. После свежести вагона горячие объятия ее показались раем! На сей раз Витькин намерзшийся член она ввергла прямо в пылающую преисподнюю. Пламя било у Натали струями из-под низа живота, обдавая центр его тела ласковым теплом. Когда ж первая юбка была с триумфом закончена, Наташка долго еще не хотела выпускать Шпалу из себя, лаская сухими и влажными объятиями. Казалось, створки ее преисподней сошлись капканом, защемив в себе его плоть навсегда. «Я слишком долго ловила его, чтобы так просто выпустить!» — словно говорила она. Витька утопал в разлившемся меж ее ног океане, рассасывался в нем. Все остальное, не погруженное в спасительную влагу, вот-вот должно было растрескаться, рассыпаться прахом, ибо его душа, подобно закону концентрации противоположных электрических зарядов. собралась вся в конце его органа, который был всего ближе к ее душе. Мгновения растягивались в вечность.

И вот, как только паралич забвения кончился, тело, возвращенное душе, вновь приобрело упругость. Налился силой и желанием каждый его мускул. Поднялось могучее давление на периферии. И вновь в сладостном исступлении его забил припадок, схожий с припадком эпилепсии, сокращающий преимущественно брюшные мышцы. Сам Шпала представился себе фехтовальщиком, на приз насаживающим кольца на шпагу. А член свой отбойным молотком в руках стахановца. Вибрирующий с положенной отбойному молотку частотой и с каждым толчком врубающийся, рвущийся все дальше в заветные манящие недра матушки земли. Натка вдруг с отвращением и гневом сбросила его с себя, вскочила сама и выбежала вон. Витька, ударившись виском об обитый алюминиевой полоской край стола, некоторое количество мгновений не мог придти в себя и понять, что происходит. Обхватив голову руками, чтобы унять боль, он в то же время силился сообразить, что такого лишнего в том нехитром арсенале средств он допустил, что так взбесил ее.

Едва приметный перелив полумрака заставил Шпалу взглянуть в окно. В ту же секунду челюсти свела судорога, кулаки сжались сами собой и он прыгнул к окну и треснул по нему с отчаянием. Стекло разошлось тысячами затейливых паутинок. В центре провалилась дыра. Рожа необъятная, дебиловатая, приторно добродушная не отклонилась, даже не дернулась в ответ, продолжая стоять в квадрате окна истуканом. Бессильная ярость охватила Витьку. Он голый, со стоящей между ног антенной — актер, исполняющий в пределах телевизионного экрана смешную и нелепую роль для этого ублюдка. Контакт исключен: если зрителю надоест, он просто выдернет штепсель из розетки и отправится спать. Для того, чтобы достичь его, Шпале нужно пробить еще одно стекло, но тогда он наверняка порежется о первое! Рожа расплылась от нелепых Шпалиных угроз еще шире, заняв собой, казалось, весь проем окна. Придурок в жилете путейщика ликовал: кадры увлекали его. Витька сделал знак направо и перешел в другое отделение. Путеец последовал за ним. Тогда, вскочив на стол, Шпала принялся возить и тыкать своей возбужденной частью тела по стеклу, изображая акт, который он хотел бы предложить зрителю. Подействовало: рожа сузилась, вытянулась и исчезла.