Первый арест. Возвращение в Бухарест - [119]

По ночам я не мог заснуть, строя планы нашей будущности. Наедине с самим собой я разговаривал с ней иначе, чем днем, забывал о пользе здоровой пищи, был всегда веселым и смелым. «Пойдем куда-нибудь в летний ресторан, Анка, послушаем музыку и выпьем бутылку вина… У нас мало денег? Какого черта, стоит ли об этом думать, ты сама понимаешь, что через недельку-другую я, вероятнее всего, буду сидеть в тюрьме, а ведь мы только один раз молоды и вообще…»

Медленно засыпая, я все еще думал об Анке. Завтра.

В восемь утра: побриться, надеть свежую рубашку… «Слыхали новость? Крупное хищение в национальном банке, а господин Гиклер сказал…» — «К черту господина Гиклера, господин Паску, — я тороплюсь»… Неумытый и уже с утра счастливый Тудорел… «Почему?..» Девять тридцать: явка. Надо будет спросить, нельзя ли мне уехать из Бухареста? Хорошо было бы поехать на подпольную работу на Дунай. Хорошо было бы поехать вместе с Анкой. Цвет ее кожи напоминает айву, — когда мы приедем на Дунай, я ей это скажу. Завтра в девять вечера… Она придет в девять…

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Так прошли две недели. Я помню все дни, когда приходила Анка. О тех днях, когда я ее не видел, я помню немногое, только то, что они были жаркими и тусклыми, как немытые стекла в конторских окнах нашего дома.

Если мы не ждали Анку, я прочитывал от корки до корки все газеты. Они были полны скандалом «Шкода» и Гитлером. У представителя оружейного концерна «Шкода» в Бухаресте, Селецкого, случайно обнаружили секретные документы румынского генерального штаба: чтобы получать выгодные заказы, Селецкий подкупал генералов, депутатов, членов правительства, журналистов, маршалов королевского двора и королевских любовниц. Когда вспыхнул скандал, открылись такие черные бездны гнусности и ханжества, что у одного из генералов, получавших взятки, не выдержали нервы и он застрелился, но все остальные и не думали стреляться, дружно кричали «держите вора» и так запутали дело, что уже никто не мог ничего распутать. С Гитлером, наоборот, все было предельна ясно: Гитлер устраивал погромы и военные парады, заказывал пушки (вместо масла), танки, самолеты, наручники, намордники (для демократов, коммунистов, евреев, франкмасонов, засылал убийц в Вену, Марсель, Париж, готовился к захвату Австрии, требовал Данциг, Польский коридор, Саарский бассейн, Судеты, Сибирь, Месопотамию. И после каждой его акции в дипломатических канцеляриях Запада говорили, что это в последний раз — отныне Гитлер, конечно, утихомирится и станет примерным пай-мальчиком Европы; назавтра Гитлер снова выкидывал какое-нибудь коленце, нарушал мирные договоры, угрожал Безудержными и Беспощадными Действиями Тевтонского Меча, и снова сыпались заверения, что это «в последний раз». По утрам, когда бухгалтер Паску подстерегал около уборной жильцов нашего этажа, чтобы обсудить последние новости, он все чаще говорил о Гитлере, которого называл почему-то Гиклер; растраты и хищения отступили на второй план; «Слыхали? Гиклер убил начальника своих штурмовых отрядов Рема и еще две тысячи штурмовиков! Как вам это нравится?» Диоклециан сказал, что ему нравится — Рем, вероятно, оказался евреем; писатель Бутнару сказал, что его это ни капельки не интересует — в древней истории не было никакого Гиклера…

Три дня подряд все газеты подробно описывали то, что произошло в Мюнхене, не замечая закона о чрезвычайных полномочиях правительству, принятых под шумок в те дни здесь, в Бухаресте. Многие считали, что Гитлер уже теперь долго не продержится, и Неллу специально пришел к нам, чтоб обсудить этот вопрос, хотя было договорено, что он может воспользоваться нашим адресом лишь в случае крайней необходимости.

Неллу явился утром, было еще темно, и разбудил нас криком: «Рема убили! А что я вам говорил?» Он был дико возбужден и притащил огромную пачку газет. О, теперь германские рабочие окончательно убедились, что нацисты преступная банда, теперь начнутся мятежи среди штурмовиков, и в Германии что-то произойдет. Во Франции тоже что-то произойдет. А ведь мы тесно связаны с Францией, и если там что-то произойдет, то в конце концов и здесь что-то произойдет… Неллу просидел у нас часа три, съел все наши запасы, которых должно было хватить на два дня, и без конца говорил о том, что может произойти в Германии и во всем мире.

После визита Неллу мы несколько дней трепетно ожидали по утрам появления бухгалтера Паску с газетами, но ничего особенного не произошло: в «ЧАМ»[56] раскрыли новые хищения; префект Клужа украл двадцать миллионов; следователь по делу «Шкода» наконец-то предал суду одного писаря из военного министерства, единственного чиновника, признавшегося, что он получил взятку в сто лей… В мире все было по-старому, но через несколько дней Раду ушел на свидание с одним товарищем из ЦК МОПРа и больше не вернулся.

Раду ушел из дома в семь утра. Я знал, что встреча у него назначена на улице Антим, в десяти минутах ходьбы от нашей улицы, и он вернется не позднее восьми. Когда я встал, было девять, а Раду все еще не вернулся.

Я вышел в коридор. Здесь пахло капустой и жженым кофе. Диоклециан и Паску уже ушли на работу, писатель еще спал, а Тудорел шатался по коридору, приветливо улыбаясь и заглядывая всем в глаза. На нижних этажах хлопали двери и стучали пишущие машинки — в конторах начался рабочий день, а Раду все еще не вернулся…