Первоклассная учительница, дракон и его сын - [8]

Кайлен был заключен не в яйцо — в латы, закрывшие его от мира. Я хотела верить, что смогу до него достучаться — и не верила.

— Вы должны читать ему.

— Он не слышит!

— Должны! Читать ему, рисовать для него, лежать с ним на ковре! Мультфильмы смотреть!

— Он не понимает!

— Надо! Лепите, перебирайте фасоль с макаронами, держите за руку!

— Он не чувствует!

Я вдруг обнаружила, что мы стоим и кричим друг на друга. Кайлен запустил руку в волосы, запрокинул голову к небу и издал тот же прерывистый горький вздох, который я услышала от Джолиона в бассейне. Ему было больно. Непереносимо.

Джолион смотрел сквозь нас — в то место, где он был счастлив.

— Он ни хрена не понимает! — прокричал Кайлен. — Его нет! Был — обычный, нормальный ребенок, а стал деревяшкой! И вы предлагаете мне с ним перебирать фасоль? За руку держать? Да он не поймет, здесь я или ушел! Он! Не! Понимает!

Мне надо было вести себя по-другому. Мне надо было быть милой, спокойной и уступчивой — но однажды я уже была такой, и это кончилось тем, что у меня никогда не будет детей.

— Вам больно? — негромко спросила я, и Кайлен так же тихо ответил:

— Да. Больно.

— Ему еще больнее. И вас никто не вылечит, кроме вас самих.

Не знаю, с чего я это взяла. Не знаю.

Кайлен вздохнул. Словно провел ладонью по волосам, и я увидела, как над его головой проплыла пригоршня искр.

— Я буду поздно, — глухо произнес он. — Работайте.

И Кайлен быстрым шагом двинулся от нас, так, словно боялся, что кто-то бросится за ним. Я почти без сил опустилась на скамью — мои камешки, цветы, абрикосовая камедь рассыпались, никому не нужные.

Есть ли в этом смысл? Хоть какой-то?

Джолион, не меняясь в лице, протянул мне руку. Я взяла ее и принялась массировать пальцы.

* * *

После обеда Джолион отправился спать, и у меня появилось несколько свободных часов. Уложив мальчика, Мадс пришел в гостиную, где я рассматривала портрет рыцаря во всю стену, и предложил:

— Если хотите, то можем устроить вам небольшую экскурсию. В Малом музее недавно открылась выставка новой живописи. Несколько дико, на мой взгляд, но интересно.

Новая живопись? Должно быть, что-то вроде работ Кандинского.

— С удовольствием! — ответила я. — Мне надо побольше узнать об этом мире, раз уж я теперь здесь живу.

Мадс неопределенно пожал плечами.

— Он похож на ваш, насколько я знаю. Но у вас нет магии и драконов.

«И слава Богу!» — подумала я. У нас и без них хватало приключений.

— А вы умеете заглядывать к нам? — поинтересовалась я. Мадс кивнул.

— Да, есть технология. Смотреть можно, а вот проникать — очень трудно. Медир Кайлен потратил безумную сумму, чтобы вытащить вас.

Я вздохнула.

— Похоже, я все-таки несправедлива к нему, — призналась я. Мадс неопределенно пожал плечами.

— Я вижу, что вы хотите мальчику добра. И меня это радует.

Да, я всегда любила детей. Пошла в педагогический потому, что действительно хотела с ними работать, а не потому, что не хватило ума для чего-то другого. И мне было искренне жаль Джолиона, который не сумел справиться со своей потерей.

Мы все слишком много потеряли. И исцелиться могли только рядом друг с другом.

Вскоре автомобиль, похожий на хищника с глянцево блестящей шкурой, отвез меня в центр столицы из жилых окраин. Я завороженно смотрела в окно, чувствуя себя даже не деревенщиной, которая выехала в город, а пылинкой в сверкающих жерновах. Безумное количество машин, небоскребы, изумрудные россыпи парков, толпы людей, которые ничем не отличались от моих соотечественников — у меня даже голова закружилась.

— Смотрите-ка! — водитель указал вправо, и я увидела, как над тротуаром пролетела огненная комета и, ударившись о землю, рассыпалась облаком искр и превратилась в упитанного господина в дорогом костюме — небрежно помахивая портфелем, он направился в сторону одного из небоскребов.

— Тоже дракон? — спросила я. Водитель кивнул.

— Медир Хольц, генеральный директор «Аттика».

Только сейчас я окончательно поняла, что попала в другой мир. В нашем генеральные директора тоже звери, но не в прямом смысле.

Автомобиль остановился возле здания, похожего на античный храм. Выйдя вместе с водителем, я увидела пестрые растяжки и прочла: «Витус Кевели: новый взгляд». Должно быть, это он был представителем той новой живописи, о которой так скептически говорил Мадс. По ступенькам поднимались люди, экскурсоводы с яркими флажками возглавляли группы туристов, и мне вдруг сделалось жутко — настолько, что несколько секунд я не могла идти.

— Все в порядке? — спросил водитель. Я кивнула: надо было взять себя в руки. Я в новом мире, и в нем нужно освоиться. Лучше это начать в музее, чем где-то еще.

— Вы меня подождете?

— Конечно. И билет куплю, — водитель вынул из кармана сверток розово-синих купюр и протянул мне. — Это вам. Медир Мадс сказал, что мало ли. Магнит там какой или открытки. Или кофе попить.

Я представила, как покупаю открытку, которая, возможно, потом отправится в мой мир, и мне сделалось смешно до колик.

Музей мне понравился. Несмотря на огромное количество народа, здесь было тихо и спокойно. Люди шли мимо картин и статуй, негромко переговаривались, и все это было так похоже на мой мир, что мне невольно сделалось тоскливо.