Первоклассная учительница, дракон и его сын - [10]

— Драконы, разумеется, не хотят быть такими, как все. Никак не могут смириться, что им нашлась замена. Вот, смотрите, — он приподнял манжет рубашки и продемонстрировал мне глубокий шрам на запястье. Выглядело жутко: казалось, кто-то хотел отрубить ему руку.

— Кто это вас так? — поежилась я. — Дракон?

— Дракон, — кивнул Ник. — Знаете, за что? За то, что я написал статью в университетскую газету о том, что давно пора уравнять драконов с людьми. Там вышла отвратительная ситуация: на вечеринке один из старшекурсников подлил дряни девушке в стакан, потом изнасиловал ее — она даже не понимала, что происходит. Угадайте, что ему за это было?

— Ничего не было, — ответила я. В этом мире была магия и драконы, но он ничем не отличался от моего. Если у тебя будут деньги и власть, то все законы пишутся не для тебя, а для остальных.

— Совершенно верно. Он потом взял меня за руку, выпустил коготь и сказал, что лучше мне закрыть рот, пока он не взял за шею.

— Но вы не закрыли, — сказала я. Ник мне понравился. Было в нем что-то очень искреннее, настоящее. Люди, которые сражаются за правду, не могут не нравиться.

— Не закрыл, — ответил Ник. — Хорошо, что в моем журнале адекватное начальство.

— Это всегда хорошо, — согласилась я и увидела, как в кафе входит водитель, который привез меня сюда.

— Медира Юлия, — он подошел к столу, сделав вид, что не заметил, что я не одна. — Мадс звонил, нам пора.

— Хорошо, — кивнула я и, когда он вышел, сказала: — Спасибо за кофе, Ник. И за разговор, он был гораздо лучше, чем кофе.

Ник улыбнулся, вынул из кармана визитницу и протянул мне карточку. «Ник Хоннери, «Современный взгляд», журналист», — прочла я. Какие странные буквы — сплошь квадраты с точками и хвостиками, но я прекрасно могу читать.

— Позвоните, как будет время, — сказал Ник. — Или напишите. Мало ли, захотите сходить на выставку или в кино…

— Захочу, — уверенно ответила я и протянула ему руку. — Спасибо.

И только сев в машину, я поняла, что за все время, проведенное в музее, ни разу не вспомнила ни о Кайлене, ни о Джолионе. Машина вырулила на проспект и помчалась по свободной полосе — асфальт был украшен отпечатками драконьих лап.

— Что-то с мальчиком? — спросила я. Водитель нахмурился.

— Проснулся и сразу начал кричать. Раньше с ним такого не было.

* * *

Я услышала вопль Джолиона, когда автомобиль въехал в ворота. Машина остановилась: я увидела, что Мадс сидит в траве, прижимает к себе извивающегося мальчика и качает, пытаясь успокоить. Джолион вопил на одной ноте, крутил руками перед лицом, и мне казалось, что ему страшно. Невыносимо страшно.

Я выбежала из машины и бросилась к Мадсу; Джолион уже не орал, а стонал — наверно, сорвал голос. Мадс был бледен до синевы, по его лицу струился пот. Я упала в траву рядом с ними, схватила Джолиона за скрюченные пальцы.

— Маленький мой, хороший. Все, я здесь, не плачь. Слышишь? Я здесь, все хорошо, все в порядке.

— Проснулся, посмотрел по сторонам и начал кричать, — устало выдохнул Мадс. — Такого с ним еще не было.

Я потянула мальчика к себе, и он вывернулся из хватки Мадса и лег ко мне на колени. Я погладила его по щекам, дунула в лицо, и Джолион вдруг умолк, словно кто-то выключил звук. Тишина, рухнувшая на сад, была настолько плотной, что я едва услышала, как Мадс сказал:

— Обычно мы его выводим на воздух, ему так легче. А сейчас… — он устало покачал головой и провел руками по лицу.

В голове царила звонкая пустота. Я обнимала Джолиона, легонько укачивала его, и постепенно дыхание мальчика стало глубже, а тьма в глазах отступила. Он по-прежнему смотрел куда-то сквозь меня; я вынула из кармана магнит, который купила в музее, и вложила в его мокрую от пота ладошку.

— Смотри, Джолли, это тебе. Там дракон. Большой дракон. Смотри.

Джолион не ответил, но его рука сжалась на магните.

— Твердый, — сказала я. — Твердый магнит. Прямоугольник. Джолли, что у тебя в руке?

Мне казалось, что я бормочу какие-то заклинания — слова были не важны, я пыталась достучаться до души мальчика и сказать ему, что он может вернуться. Здесь его ждут. Здесь его любят.

— Что у Джолли в руке? — в очередной раз спросила я, не надеясь на ответ. Бледные губы мальчика дрогнули, и он ответил:

— Агни.т.

Мадс охнул. Прижал руку ко рту. Я кивнула, обнимая Джолиона: не надо было радоваться, не надо было подавать вида — надо было вести себя так, словно ничего не случилось.

— А кто тебе его принес? Помнишь?

Мальчик прерывисто вздохнул и сильнее сжал руку. Глаза смотрели сквозь меня, и мне хотелось плакать.

— Меня зовут Юлия. А это Мадс. Где Юлия, Джолли?

Джолион брыкнул головой — я едва успела увернуться и не получить по зубам.

— Он понимает, — прошептал Мадс, и в его глазах заблестели слезы. Столько горя, столько отчаяния и тоски, и вот деревянная кукла сделала крошечный шаг назад, выпуская живого мальчика. — Он вас понимает.

— Мой хороший, — промолвила я, мягко покачивая Джолиона. Его рука побелела от напряжения, сжимая магнит, и я не знала, к кому взываю и кого хочу вернуть. Не моего же потерянного сына, не счастье, которого у меня никогда не будет. — А где Мадс?

Джолион резким движением выбросил ногу в сторону Мадса: я ухватила его за запястье и сказала: