Первая война за иракскую нефть. Месопотамский театр Первой мировой - [29]

Даже на османских фронтах все складывалось совсем не радужно. Фронт в Египте застыл на одном месте среди синайских пустынь, но главная проблема возникла на другой стороне Средиземного моря.

Дарданелльская кампания задумывалась в начале 1915 года практически как блицкриг — быстрый прорыв силами флота через пролив, связывающий Средиземное и Мраморное моря, и последующая капитуляция османов под угрозой обстрела Константинополя из огромных морских орудий. Вариант казался идеальным: одним ударом Османская империя выбивается из войны, ликвидируются, высвобождая силы, сразу несколько фронтов, к тому же открывается путь в Черное море для русских товаров в одном направлении и иностранной военно-технической помощи в другом.

Решающая попытка прорыва 18 марта 1915 года кончилась провалом. Три броненосца, два британских и один французский, утонули, подорвавшись на минах, один линейный крейсер получил тяжелые повреждения по той же причине, еще три броненосца сильно покорежила османская береговая артиллерия.

После морской неудачи было решено высадить сухопутные войска и занять форты с европейской стороны. Планы снова вынашивались самые наполеоновские: полуостров собирались оккупировать всего за три дня. Однако османы под чутким немецким руководством не стали разбегаться в ужасе от одного вида высаживающихся британских, французских и австралийских солдат, к которым чуть позже присоединилась индийская бригада, а упорно оборонялись, в итоге не выпустив войска Антанты с двух отстоящих друг от друга небольших плацдармов. Несмотря на накачку последних новыми силами, вырваться из них так и не удалось, и вся кампания окончательно завязла в позиционном болоте. К октябрю 1915-го в Лондоне уже практически смирились с бесперспективностью Дарданелльской операции, вероятным ее полным сворачиванием и последующей эвакуацией войск. Это неизбежно означало признание крупного стратегического поражения, да еще и нанесенного считавшейся откровенно слабой второстепенной державой.

Столь незавидное положение дел требовало какого-то яркого события, способного хотя бы частично затмить неудачи. Так что идея захватить древнюю столицу Ирака получала все большую поддержку.

На протяжении двадцати дней, начиная с третьего октября, Хардинг, министр по делам Индии Чемберлен и Никсон обменивались многочисленными посланиями, тон которых менялся в зависимости от текущего лондонского мнения. 5 октября министр по делам Индии уведомил командующего в Месопотамии, что перспектив получить дополнительные войска у него нет. Никсон в ответ послал в Лондон и Дели депешу, в которой уверил, что не видит сложностей в захвате города, и отдельно подчеркнул, что никаких навигационных проблем на Тигре и логистических трудностей в его армии нет, вражеские силы разбиты и испытывают острый недостаток артиллерии и боеприпасов. Таким образом он осознанно выдал желаемое за действительное. 9 октября Чемберлен телеграфировал Хардингу, что Никсон должен оставаться на занимаемых позициях, новости о подкреплениях поступят со дня на день. В ответ Хардинг недвусмысленно телеграфировал: «Я все еще надеюсь стать Пашой Багдадским еще до завершения моего срока в Индии»[23].

Чемберлен в своих депешах транслировал выжимку борьбы мнений, происходившей в британском кабинете министров, где никак не могли достичь компромисса. Лорд-хранитель малой печати Керзон, бывший одним из самых авторитетных членов кабинета, решительно высказывался против любого продвижения вперед. Он отмечал, что дальнейшее наступление является дорогой в никуда и никаких серьезных политических или экономических выгод от взятия Багдада империя не получит. За наступление единым фронтом выступали министр иностранных дел лорд Грей, первый лорд Адмиралтейства Артур Бальфур и Уинстон Черчилль (который занимал скромную должность канцлера герцогства Ланкастерского, но все равно являлся одним из самых видных и активных членов правительства). Все трое оперировали аргументами о необходимости после галлиполийского фиаско позаботиться об имперском престиже и будущем колониальном завтра на Востоке. Промежуточную позицию занимал военный министр лорд Китченер. Фельдмаршал придерживался мнения, что взять Багдад по силам корпусу Никсона, но вот его удержание представляет отдельную проблему: «Если мы оккупируем Багдад и уйдем с Галлиполи, турки, чтобы вернуть его себе, смогут перебросить в Месопотамию 60 000–70 000 человек». Этот довод выглядел разумным. Галлиполи связывал более двух десятков османских дивизий, которые после эвакуации войск Антанты будут переброшены на другие фронты. Военный министр предлагал провести рейд, водрузить знамя над Багдадом, а затем отступить на заранее подготовленные позиции. Министр по делам Индии Чемберлен лавировал между сторонниками и противниками, стараясь одновременно и представлять позицию индийского руководства, и не портить отношения с другими министрами.

Многочисленные дебаты с участием первых государственных лиц стали яркой демонстрацией изменения статуса всей кампании. Из третьестепенной заварушки на задворках Великой войны Месопотамия стала центром внимания и сосредоточением многочисленных надежд и интересов.