— Ну, как съездили? Хорошо, в Ленинграде? — спросил Саша.
Без всякого порядка, очень оживлённо Зина начала рассказывать о Ленинграде, о том, какие там громадные красивые дома, о широких, чистых улицах, о том, как они ездили в такси, как жили у Рябининых, о магазинах…
Ваня слушал, не перебивая, и удивлялся. Что с ней случилось? Куда девалась её застенчивость? В Ленинграде она была совсем другой. Похоже было, что там её закрыли на замок, а сейчас замок открылся и посыпались через край накопившиеся впечатления. Но почему-то о картофеле и о новых знакомых она не говорила.
— Ну, а картошки, стало быть, не получили? — спросил дед.
— Получили. Она у Вани, — ответила девочка.
— У Вани в кармани, — в рифму шутливо сказал дед.
— А ты что думал — десять мешков элиты дадут? Больно жирно! — сказал Ваня.
— Это что за элита такая?
— Элитные семена. Это значит, — самые лучшие, чистосортные, — с гордостью пояснил Ваня. — Нам дали четыре картошки, и мы должны их размножить.
— У-у-у… — протянул дед. — Значит, зря ездили.
— Почему зря? Размножим, и через год колхоз полностью семенами обеспечим, — задорно ответил мальчик.
— Из четырёх-то картошек?
— Да, из четырех!
— Не заговаривайся, внучек. Кому другому не скажи, засмеют.
— А пускай смеются.
Дед замолчал, и было видно, что он что-то подсчитывает в уме. „В первый год, при хорошем уходе, можно килограмма по три с куста получить. Значит, двенадцать килограммов. На второй год — сам-десять, хороший урожай — сто двадцать килограммов. На третий… — считал дед, беззвучно шевеля губами и неподвижно уставившись на светлеющий горизонт: — тонна! На четвёртый — десять“.
— Лет через пять, пожалуй, размножите, если ничего такого не случится, — сказал он минуты через две.
— А что может случиться? — спросил Ваня и, толкнув Зину локтем, подмигнул ей.
— Сгноить можно, заморозить… Мало ли какие потери…
— Ну ладно, дед. Спорить мы с тобой не будем, а давай об заклад побьёмся, что через два года картошки хватит! — сказал Ваня, протягивая руку.
Дед хлопнул его по спине и отстранил руку.
— Эх ты! — усмехнулся он. — Не пристало деду с внуком об заклад биться. Что вы там надумали, я не знаю, а только мой тебе совет, Ванюша: никому не говори до поры до времени. Засмеют!
Саша, сбитый с толку, словно воды в рот набрал. Он не знал, верить или нет приятелю. Тот говорил совершенно невероятные вещи, но не было еще такого случая, чтобы Ваня напрасно болтал языком.
— А ты про ребят скажи, — вмешалась Зина.
— На них надеяться нечего, — хмуро ответил мальчик.
— Почему? Дедушка, городские мичуринцы будут нам помогать, — сообщила она.
Губы старика растянулись в широкую улыбку.
— Ну-у… Это другое дело! Так бы и говорили сразу.
— Они тоже получили четыре картошки, — сказал Ваня.
Губы деда приняли прежнее положение.
— А-а-а… Тогда это дела не меняет. Четыре ли, восемь ли, разница невелика. Ну, что ж… Съездили, людей посмотрели, себя показали, и то хорошо…
Пересекли озеро и поехали вдоль берега. Сосновый бор кончился, и пошли дома родного колхоза. Кое-где в окнах горел свет. Кричали петухи. Дым поднимался вверх прямо, словно кто-то вставил в трубы белые столбы.
— Как же, Ваня, ты хочешь из четырех картошек… — начал было Саша, но тот его остановил:
— Потом скажу.
Ему не хотелось снова поднимать этот вопрос. Дед прав. Нельзя раньше времени давать такие обещания, тем более, что он и сам не может определить, какой урожай они соберут. „Пускай думают, что хотят, а считать будем осенью“.
Дорога пошла круто вверх на берег. Пришлось вылезать из саней.
— А-а! Вернулись! Как съездили? — приветливо крикнула Анна Тимофеевна Буянова, стоявшая у спуска и поджидавшая, когда поднимется лошадь.
— Хорошо съездили, тетя Нюра, — ответила Вера, — удачно!
Обычно в эти часы улица оглашалась криками школьников, но сегодня тишина. Все ребята крепко спали. И всё-таки, когда приехавшие остановилась возле Нестеровых, с окраины уже бежали Костя Замятин и Вася Поленов. За ними виднелась фигура девочки. Будто по беспроволочному телеграфу сообщил им кто-то о приезде друзей.
Николай Тимофеевич через окно увидел остановившуюся напротив дома лошадь и вышел на улицу.
— Как же это вы… — говорил он, здороваясь. — Поторопились. Предупредили бы. Хорошо, что Степан Захарыч побеспокоился… Ну, заходите!.. Это и всего багажу? А где же картошка?
— Картошка у Вани в кармани, — повторил свою шутку дед.
— Не получили?
— Получили, папа, только не столько, сколько ты хотел.
— Ну, ладно. Идите в дом. Саша, ты отведи Зорьку на конюшню, — сказал Николай Тимофеевич и, подхватив чемоданчик дочери, пошёл вперёд.
Прибежавшие ребята окружили Ваню. Всем хотелось как можно скорей знать, как он съездил, что привёз, но Ваня чувствовал, что сейчас предстоит серьезный разговор, и ему было не до ребят.
— Ну, чего вы пристали? Потом скажу. День будет. Успеете! — отмахнулся он от вопросов и пошёл к дому.
Николай Тимофеевич уже сидел за столом.
— Так! — начал он, когда все вошли в комнату. — Начнём по порядку. Как дела, вожатая?
— Живы, здоровы, доставлены в целости, — улыбаясь ответила Вера. — Обо всём пусть Ваня расскажет.
