Перевал - [20]
Крепко сжав в руке камчу, словно приготовившись к схватке, Зуракан крикнула Мекебаю:
— Ты не угодничай перед байбиче, Мекебай! Поезжай один да скажи ей: «Батрак ваш сам собирался давно убежать, а как только нагнал жену, они оба набросились на меня и привязали к дереву, а сами подались куда-то. Не воображай, что Букен положит тебе мяса в казан за то, что доставишь меня. Хитрости и коварства у байбиче столько, что ими можно нагрузить сорок ишаков. И уж если она, старая карга, захочет обернуть нас вокруг пальца, так у нее хватит сноровки, чтобы завязать нас всех троих в один синий узел и запрятать нас в свой кепич[29]. На хитрость надо отвечать хитростью. Мы подадимся в Чуйскую долину, а ты заночуешь где-нибудь в горах. В аил поезжай завтра. И не утром, а вечером. Даст бог, встретимся когда-нибудь, — отплатим за твое добро, дорогой…
Мекебай было заколебался, но Текебай решительно воспротивился плану жены. «Не забудь, Текебай, что твоего отца и мать предали земле мы. Хочешь, чтоб духи их были довольны, работай на совесть, чтобы сполна возместить паши расходы на похороны. Не то прокляну вас, и тогда кости твоих родителей заворочаются в могиле… А тем, кто подвергается проклятию духов умерших, не видеть добра ни на том, ни на этом свете», — не раз твердила ему Букен. И Текебай, твердо уверовавший в эти слова, трепеща от ужаса, закричал:
— Страшно мне остаться в долгу перед баем! Боюсь проклятия духа предков! Если хочешь, чтоб кости моих родителей лежали спокойно в могиле, не заикайся о Чуйской долине!
В мозгу Текебая крепко засели слова хитрой Букен: казалось, он воочию видит, как тотчас же, волоча по земле свои саваны, выскочат из могилы отец и мать и схватятся за чумбур его копя. От одной мысли об этом его била дрожь. Правда, опомнившись, он начинал жалеть свою Зуракан, страшиться за ее судьбу. «О боже, о духи родителей!.. Что мне делать, если Серкебай захочет наказать Зуракан, как наказал Гульбюбю?! Что я могу поделать? Если бай ожесточится, он, как беглецов, погонит нас к стражнику…»
Зуракан засуетилась возле Текебая, словно мать, утешая своего малыша:
— О несчастный! Если уж плакать, так не тебе… Ведь я ему на горе и позор, потеряв всякую надежду, словно соколятник, из рук которого улетела навсегда его птица. А тому молодцу, что захватил в плен собственную жену, следовало бы, наоборот, смеяться!
Задыхаясь от бессильной злобы, Текебай не выдержал и заплакал навзрыд.
— Не говори так, Зуракан, не говори-и… Если тебя поволокут на облепихе с вымазанным сажей лицом…
Зуракан зло рассмеялась и несколько раз стеганула нурбаевского скакуна:
— Раз ты не постыдился взять в плен свою жену, наслаждайся теперь, гляди, как наказывают ее! Твои родители могут спокойно спать в могиле, а бай и байбиче блаженствуют, ведь по их приказу распинают твою жену, режут ей подошвы ног и сыплют соль на раны… Сколько ни бьется человек, не миновать ому когтей ангела смерти… Лучше уж сама к нему пойду…
Еще долго бушевала Букен, стуча кулаками по земле и вырывая с корнем зеленую траву. Окажись перед ней озеро, она б и его расплескала собственными руками. В бешенстве она сыпала бранью, изрыгала яд проклятий на голову Зуракан. О, это была жестокая и злая на язык женщина, как говорится в народе — женщина с бородавкой на языке. И попадись сейчас Зуракан ей в руки, она расправилась бы с ней, как в свое время с несчастной Гульбюбю. Разве смел простой батрак, место которого у порога юрты почтенного бая, перечить байбиче, а тем более дерзить ей? «Буду работать, не разгибая спины, не покладая рук, — входить в твой очаг вместе с огнем и выгребаться из него вместе с золой. Буду работать, не зная ни сна, ни покоя, да принадлежит вся моя жизнь лишь вам, мой бай», — клялся батрак, нанимаясь на работу. И действительно никогда не разгибал спины, не поднимал головы, ни в чем не перечил.
— О проклятое время, пусть сгинут все твои порядки! Ну, уж и расквитаюсь я с тобой, коровоголовая кукла, пусть даже новая власть расстреляет меня из двойной винтовки! — не унималась байбиче.
Но тут Нурбай прервал ее:
— Эй, Букен!.. Ты, оказывается, осталась все такой же строптивой и своенравной, как прежде, сохрани тебя всемогущий аллах! — Он провел рукой по окладистой, с сединой бороде и, лукаво сощурившись, улыбнулся. Потом повернулся к Серке-баю все с той же хитроумной улыбкой на лице: — Ах, бай, зять мой… Избаловал же ты свою байбиче, с самого начала избаловал… Видишь, к чему это привело? Она теперь не жалеет и родного брата, который горюет, что не в силах выпустить своего сокола на уларов[30] Великих гор. «Замерзнет джигит, кто летний халат зимой носит, унизит себя джигит, если станет заискивать перед жалким бедняком», — говорил наш покойный отец. Слышишь, Букентай. На все воля великого аллаха. Деревья, которые растут на земле, если б росли все время, они бы давно проткнули небо! Увы, мир не таков, к великой беде нашей! То, что растет и зеленеет, — придет час — созреет. А что созрело — постепенно убывает. — Нурбай развел руками, выпятив грудь. — Если б было не так, разве увяли бы цветы и завалило бы их снегом. Да разве посмела б раньше эта батрачка, которая еще вчера смиренно хлопотала у твоего порога, умчаться на скакуне твоего брата через перевалы и хребты, не дав коню выстояться?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тугельбай Сыдыкбеков — известный киргизский прозаик и поэт, лауреат Государственной премии СССР, автор многих талантливых произведений. Перед нами две книги трилогии Т. Сыдыкбекова «Женщины». В этом эпическом произведении изображена историческая судьба киргизского народа, киргизской женщины. Его героини — сильные духом и беспомощные, красивые и незаметные. Однако при всем различии их объединяет общее стремление — вырваться из липкой паутины шариата, отстоять своё человеческое достоинство, право на личное счастье.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.