Перевал - [19]

— Ну что ты уставилась на этих дикарок? Идем скорее подальше отсюда. О боже мой, что творится! Настали же времена! В священные русские города лезут всякие дикари…

Рабийга содрогнулась от гнева:

— Сохрани аллах… Смотри, что она говорит, бесстыжая! Женщина в кожаной куртке бросилась было вдогонку за горбоносой:

— Ах ты кровопийца, шлюха капиталистическая!.. Остановись! Стой, говорю! Стой!

Горбоносая поспешно вильнула в толпу. Батийна с Анархон догадались, что произошло что-то неприятное. А Ракийма, у которой разболелась поясница и гудели от ходьбы ноги, мечтала больше всего о том, где бы приткнуться и отдохнуть. Она тотчас растянулась пластом на койке, едва добралась до гостиницы. Да и другие тоже, после целого дня ходьбы, чувствовали себя немногим лучше. Лишь Батийна не уставала удивляться на окружающий ее необъятный мир, разглядывая не виданные ею доселе диковины, словно головой достигла неба. И не переставала сожалеть про себя: «О, почему мой народ рассеялся, словно звезды на небе, среди гор и скал? Почему паши предки не научились строить дома, сажать сады? Почему не открывали школ, чтобы напоить своих детей знаниями, не учили их искусным, чудесным ремеслам? Как случилось, что ты, мой трудолюбивый народ, лишил себя всего этого, носясь ветром от хребта к хребту, хотя и было у тебя много мудрых людей, из уст которых обильно, что песок, сыпались хватающие за душу глубиной своей изречения и которые из поколения в поколение не уставали повторять: «Кто силен руками, побеждает одного, кто силен знаниями, побеждает тысячи».

Сейчас ей ничего не оставалось, как помириться с жестокостью судьбы к ее народу в прошлом, и все же невольная боль сжимала ее сердце, разжигая желание, не отдыхая ни днем, ни ночью, высмотреть все интересные места в городе и разузнать все его особенности.

Рабийга хотела было промолчать, что та женщина «белой кости» обозвала их «дикими тунгусками». «Батийна очень самолюбива, еще обидится, нашумит», — решила Рабийга, по в конце концов не выдержала:

— Слышишь, Батийна, ведь та женщина назвала нас дикими тунгусками. Похоже, что это жена московского богатея.

Задумавшись на миг, Батийна спросила недоуменно:

— А кто такие тунгусы?

— Народ этот живет в далекой холодной-холодной стране.

— А что же тут плохого?

Рабийга посмотрела на нее испытующе: «От души она это или с подковыркой?»

Но нет, кажется, это и в самом деле ничуть не задело Батийну, потому что она сказала спокойно:

— Раз назвала дикими, значит, мы и есть дикие, приехали с гор. На что тут обижаться?

Рабийгу удивило, что Батийну, которая в свое время надолго обиделась на Анархон за слово «неотесанная», ничуть не задело слово «дикая». Сама Батийна не смогла бы разобраться, что так стремительно менялось в ее сознании. Увлеченная потоком новой для нее жизни большого города, Батийна смотрела на все окружающее с интересом и восторгом ребенка, начинающего лепетать первые слова и делать первые шаги.

Словно сияющее под всходящим солнцем утро, радостен и светел был внутренний мир Батийны, и ничто не могло омрачить ее душу. В ее ушах все еще звучали слова старого ученого: «Советская власть дала вашему народу много прав. Теперь быстро пойдете в рост!..»

Хитрость на хитрость

Неожиданное исчезновение Зуракан переполошило семейство Серкебая.

— Эта бесстыдница увела с собой двух жеребцов! — сообщил Серкебай Букен байбиче. Она всплеснула руками, словно на нее обрушился горный поток.

— Что ты говоришь, несчастье мое! Мало того, что она в чашу моего брата, равного паше, чуть не положила лягушку, так посмела еще увести его скакунов. Несчастная рабыня, чтоб тебе сгинуть! Где это видано, чтоб женщина удрала на коне почтеннейшего мужчины! Ах ты ведьма вонючая!

В бешенстве Букен байбиче схватила связку ключей, словно собираясь кого-то ударить:

— Где этот муженек ее?! О Текебай, этот живой труп! Где ты? О чучело, поищи свою шлюху! Приведи ее скорей, говорю! Пусть она, подлая рабыня, станет у моего порога, пока не взошло солнце, пока люди не проснулись!

Текебай сразу сник. Раздулись его и без того широкие ноздри, задрожала жидкая бороденка. От лица отхлынула кровь, во рту пересохло, губы слиплись. Гнев байбиче потряс его. Казалось, он вот-вот расплачется, точно сам схвачен во время побега и сейчас его казнят…

— Если только она запалит коня моего старшего брата, вам во веки веков не откупиться, работая у меня и в четыре руки! — пригрозила байбиче и еще добавила: — Не думай, что новая власть собирается бедняков защищать, а богатых съесть. Когда приезжал к нам начальник из центра, он пообещал: новая власть намерена защищать всех… Если это правда, я тоже пойду жаловаться. Заставлю вас обоих возместить коня моему почтенному, подобному горе и скалам брату, который приехал издалека повидаться со мной после шести лет разлуки…

Текебай, у которого все еще в ушах стоял пронзительный голос байбиче, находился в сильном смятении, лицо у него потемнело. Все вскипало в нем всякий раз, когда он вспоминал ее слова: «Когда нечистый совращает женщину, она бросает мужа».

Он догнал недалеко ускакавшую жену. Вздергивая поводьями голову своего коня и зло ругаясь, Текебай ударил жену камчой по спине, и тут же гнев его сменился раскаянием: «Зачем я, дурак, бью свою безвинную жену?» Готовый расплакаться, он опустил голову. На глаза набежали слезы.