Перевалъ - [13]

— И с чего это Кавказ называют солнечным? — вслух подумал комвзвода.

Но в следующую секунду губы медленно растянулись в улыбке, едва Алексей Андреевич заметил майора Ермолова. Последний, с намылеными лицом и шеей, с обнаженным по пояс геркулесовым торсом стоял около внешней восточной стены старой крепости, широко раздвинув ноги. Рядовой Янгиабадов, уроженец солнечного Узбекистана, лил воду на протянутые руки ослепшего от мыла офицера сразу из двух солдатских котелков. Старший лейтенант невольно вздрогнул и поежился. Лучи восходящего солнца пригревали слабо, утренний туман отступал с неохотой.

— Лей больше, родимый, не жалей, — отфыркиваясь, бурчал Алексей Петрович. — Сам-то умываешься по утрам?!

— Умываюса, таварища майор, — пробубнил узбек, явно привирая. — Каждый утро умываюса…

— Ну ну, — смывая с лица и шеи мыльную пену, недоверчиво ответил Ермолов. — Гоняешь вас, гоняешь… Никакой гигиены! Распустил вас, капитан… Скоро вши загрызут в такой-то сырости. Вот я сегодня и устрою головомойку и вам всем, и вашему Петру Александровичу!

— Зачэм так говорищьте, таварища майор? — обиделся Янгиабадов.

— Принеси полотенце, — ушел от дальнейших пререканий Алексей Петрович, часто хлопая ресницами и щурясь от солнечного света. — О, Алешка Андреевич, доброго утречка. Присоединяйтесь, господин подпоручик!

— Доброе утро, товарищ майор, — улыбнулся Аракчеев, уверенно приближаясь к Ермолову и на ходу сбрасывая с плеч бушлат и стягивая через голову тельняшку.

Командир окинул взглядом тощие плечи и впалую грудь старшего лейтенанта, но от комментариев отказался.

— Тут ведь смотри как, — сказал он. — На войне испытываешь большое удовольствие от маленьких радостей, на которые в мирной жизни ты не обращаешь внимания… Вспоминаешь об этом, только когда ощущаешь их! По возвращении домой, наверное, все опять пойдет, как раньше, и не будет столько удовольствия при обычном умывании и при затяжке хорошей сигаретой. Там достаточно просто открыть кран с водой, а еще лучше — залезть в ванну…

Старший лейтенант молча улыбнулся и пожал плечами, принимая из рук майора кусок мыла.

— О, ванна, — с откровенной широкой улыбкой вздохнул Алексей Петрович. — Я готов сложить о тебе целую оду!..Потому, что… когда больше двух недель ты грязен, как свинья, то ванна начинает тебе сниться, как женщина, и ты ее желаешь не меньше, чем женщину. О бане я просто умолчу. Это просто эфемерная надежда…

Заметив вспыхнувшие застенчивым румянцем щеки комвзвода, Ермолов не удержался от сдавленного смешка. Он хотел было переспросить Алексея Андреевича о его семье — жене, детях, но, решив для себя, что тот вообще врядли хорошо знаком со слабым полом, его прелестями и достоинствами, скромно смолчал.

— В иных ситуациях, — продолжил Алексей Петрович. — Не как тут, на блокпосту, в тишине, миру и согласии, а на реальной войне… Умыться водой с мылом порой не получается возможным по несколько суток. Приходится, знаешь ли, просто обтираться дешевыми одеколоном или водкой, лишь бы смыть пот и жир, вновь ощутить себя цивилизованным человеком. Или, скажем так…человеком не далеким от цивилизации.

— ?! — Алексей Андреевич скромно пожал плечами, и, принимая слова майора на веру, утвердительно кивнул головой с обильно намыленным лицом, отчего глаза давно уже были плотно закрыты.

— Если перестать следить за своим обликом, — заботливо поливая на руки старшего лейтенанта воду из котелка, продолжал свою лекцию Ермолов. — То очень легко опуститься… Наступает отупение, полнейшая апатия, наплевательское отношение к своей жизни и…к жизням своих сослуживцев. Может произойти и психологический срыв… Поэтому командиры и должны гонять своих подчиненных за внешний вид. Хоть чем-то, но заставлять их помнить о своем человеческом облике, а уже исходя из этого и обо всех остальных ценностях, вроде гуманизма, взаимовыручки и так далее.

Пока комвзвода с искренним наслаждением обтирался жестким полотенцем, майор отошел к стене крепости, присел на какую-то завалинку и раскурил солдатскую «Приму». Выдыхая густые клубы сизого дыма в прохладу утреннего воздуха и, то и дело сплевывая с губ крошки табака, он подытожил:

— То же самое, Алешка Андреевич, и с сигаретами. Дома ты можешь просто купить пачку любых сигарет в любом киоске, были бы только деньги… А здесь это культ!

Закончив с умыванием, старший лейтенант присел рядом с майором, с благодарным кивком вытянув из предложенной пачки сигарету. Наступившую в монологе Ермолова паузу неожиданно заполнило утробное урчание аракчеевского желудка. Алексей Петрович повернул голову на звук и улыбнувшись подмигнул:

— Да ты проголодался, старлей.

— Никак нет, — поспешил возразить Алексей Андреевич, заливаясь краской смущения.

— Если нет чего поесть, покури и все пройдет, — майор нараспев процитировал стишок, похожий на японское хоку.

Старший лейтенант ухмыльнулся и глубоко затянулся сигаретным дымом, через секунду выпустив в воздух нескольких идеальных колец, тотчас же пронзив те тонкой длинной струйкой, как стрелой.

— Красиво! — улыбнулся Ермолов.

— Поверите ли, товарищ майор, всего пару-тройку дней назад научился…