Перевалъ

Русский офицер ехал на Кавказ

По приказу батюшки — царя,

Бравые усы, конь — хоть напоказ,

И глаза отвагою горят.

Багряный диск солнца, словно сорвавшись с небослона, упал за горные хребты, казалось, с явным слуху шипением озарив заснеженные вершины. Заря охватила добрую треть, если не половину неба и в ее свете четко выделялись бело-матовые громады гор. От последних в низине тянулись длинные в несколько верст тени, неохотно отползая к подножью. Свойственный Кавказу вечер не был долгим.

Северная русская ночь ложится на землю мягко, осмотрительно, словно давая странствующим путникам возможность обрести ночлег. Ее ватные сонные руки по-матерински принимают в свои объятия, утешая и убаюкивая. Ночная мгла влаственно заглушает все звуки и шумы, прерывает разговоры. Совершенно иное дело — южная кавказская ночь. Она не ложится, а будто падает на землю, покрывая все плотным непроглядно-черным одеялом.

— Русский офицер ехал на Кавказ по приказу батюшки — царя, — бубнил себе под нос коренастый ефрейтор-водитель, лихо крутящий «баранку» армейского «Урала». — Бравые усы, конь — хоть напоказ, и глаза отвагою горят… Пум-пу-ру-рум… Пум-пу-ру-рум… А на Кавказе служба не легка, хоть мы уже давно не юнкера… За честь и знамя русского полка, за русский дух, за русское ура.

Сидящий рядом с водителем старший лейтенант воздушно-десантных войск Аракчеев скосил взгляд влево и молча кивнул, тайком усмехнувшись самому себе. Одной рукой удерживая руль, щетинистый с седой проседью ямщик в заскорузлом заячьем тулупе, подпоясанном бечевкой, указывал плетью куда-то вперед.

— Но-о, залетныя! — прицокивая языком, вскрикивал он, будто и в самом деле подгонял спрятанных под капотом «Урала» двести-сорок лошадей.

Алексей Андреевич проследил в указанном направлении и глубоко вздохнул. Казалось, совсем рядом, в нескольких десятках метров тянулась чернеющая лесами громада горного хребта, увенчаная белоснежными шапками. Очертания вершин и причудливая, чуть искаженная зацепившимися свинцово-серыми курчавыми тучами воздушная линия притягивала взгляд старшего лейтенанта, как магнит. В глубоком иссине-черном небе торопливо рассыпались мириады ярких бриллиантов звезд.

Всматриваясь в дрожащую бесконечность ночного неба, мерцание звезд и величие горных хребтов, Алексею Андреевичу стало как-то не по себе. Он почувствовал себя той самой мелкой букашкой, торопящейся по своим делам с одной травинки на другую и затрачиваемой уйму часов на преодоление мизерного расстояния в человеческом понимании.

— Што, Ваш благородие? — лукаво усмехнулся ямщик. — Горы захватывают?

— Есть немного, — тихо признался комвзвода. — Красиво же…

— Привыкнете, товарищ старший лейтенант, — откровенно улыбнулся ефрейтор-водитель, поправляя сползшую на затылок шапку. — Еще надоест!

От разбитых осенними дождями, ветрами и тяжелой армейской техникой ухабов дороги кабину грузовика-семитонника раскачивало, как детскую люльку.

В то время, как одна рука Алексея Андреевича сжимала цевье автомата, другая крепко держалась за ввинченную в раму ручку. Но и это не сильно снижало амплетуду балансирования худощавого тела на стареньком потертом годами сиденье уральского тяжеловеса. От долгой дороги неумолимо клонило в сон и курчавая голова новоиспеченного комвзвода ВДВ то и дело больно билась о боковое стекло. Не спасал и сдвинутый на правую сторону мягкий подшлемник.

Неожиданно резко дорога повернула вправо и длинные руки фар воровато выхватили из ночной мглы очертания блокпоста.

— Приехали? — с откровенной надеждой в голосе спросил Аракчеев водителя.

— Никак нет, товарищ старший лейтенант, — с силой вдавливая педаль тормоза в пол по самую «плешку», отрицательно замотал головой водитель. — Это только пост дагестанской милиции… А до наших еще километра четыре.

«Урал» закряхтел тормозными колодками, заскользил по хлюпающей грязи и едва не сбил выскочивших навстречу даргинцев. Двое милиционеров ощетинились автоматами и пристально вглядывались в скрытую ночной мглой кабину грузовика. Их напряженные лица отчетливо виднелись в свете фар, в то время, как ни ефрейтора, ни старшего лейтенанта Аракчеева, ни уж тем более трясущегося в крытом кузове два десятка российских десантников им видно не было.

— Парол: щестнадцат! — без приветствия прокричал один из милиционеров.

— Атвэт: дэвят, — торопливо выполнив в уме незамысловатые вычисления системы паролей ответил водитель грузовика, в шутку придав голосу южный акцент, высунув нос в заранее приспущенное окно.

— Топорков, ты щто льи? — заметно подобревшим и чуть расслабленым голосом переспросил даргинец.

— Я, — расплываясь в улыбке, сверкнул кривыми желтыми зубами ефрейтор.

Не заглушая двигатель «Урала», он распахнул дверь и легко выскочил из кабины наружу, тотчас же утонув по щиколотку в липкой грязи. Недавно начавший моросить дождь влаственно впитывался в почву, превращая дорогу в жидкое мессиво.

Алексей Андреевич поправил сдвинутый ранее на правую сторону подшлемник, набросил поверх него капюшон плащ-палатки и с неохотой выбрался из скудной в удобствах кабины в осенную прохладу кавказской ночи. В то же время из крытого брезентом кузова посыпались в грязь томящиеся в нем десантники.