Перешагнувшие через юность - [35]

Примчался санитарный автобус.

— Медсестра, примите раненого! — сказал санинструктор Устинов.

— Что с ним? — Оксана склонилась к носилкам, куда уложили раненого бойца. — Как тебя зовут?

— Октябрем, — отозвался он, сдерживая стоны.

— Где остальные?

— Я один был.

— Столько самолетов кружилось тут, что мы уж думали: многие пострадали…

Подошли товарищи раненого. Объяснили.

— Октя сообразил: нельзя бежать к своим окопам, раз «юнкерсы» напали. Представляете, что было бы с батальоном?

Комсомолец по имени Октябрь ни за что не хотел расставаться с батальоном. Но бедро ему прострелили, ходить не мог. И его понесли на носилках к автобусу.

— Черкасов! — закричал Октябрь. — Скажи нашим, что скоро вернусь! Слышишь, Черкасов?!

Оксана так и замерла на дороге. Растерянно оглянулась.

— Что стоишь? — налетел на нее Устинов. — Живо садись! Надо успеть, пока самолетов нет.

Подтолкнул ее к автобусу, где уже стояли носилки с раненым, помог сесть, забрался сам. И они поехали.

— Октя, — тихо позвала Оксана. — Скажи, пожалуйста, как зовут Черкасова? Ну, того, которому ты кричал…

— Павлик Черкасов.

«Он!» Сердце у нее сжалось, потом зачастило. Нашла все-таки! Нашла и тут же потеряла… Да когда же они, наконец, встретятся?

Кто-то застонал. Оксана встрепенулась. Принялась уговаривать раненых:

— Потерпите немножко, родные. Приедем скоро, недалеко уже.

О чем она только думает? У людей раны болят, столько крови потеряли; автобус подпрыгивает на кочках, беспокоит их. А она размечталась, как в мирное время. Но что сделаешь, если живет в ней это чувство, несмотря ни на что? Видно, никакой войне не убить любовь…

Автобус качнулся и помчался еще быстрее. Оксана приоткрыла дверцу, выглянула. Опять немецкие самолеты! Пролетают совсем низко, ну всего метрах в десяти от автобуса. Один, два, три!

— Что там, сестра? — спросил Зайченко.

Он не был ранен, просто торопился в штаб и попросил подвезти его. Сейчас Федя Зайченко сидел рядом с Октябрем. Пристально смотрел на Оксану. — Самолеты, да?

Оксана молча кивнула. Какой смысл скрывать, если слышно угрожающее гудение? Раненые забеспокоились. Федя прикрикнул на них:

— Там и наши есть, что паникуете!

Не было там наших. Ни одного. Но как успокоить беспомощных, истекающих кровью людей? В конце концов автобус санитарный, летчики видят это на таком расстоянии. Погудят-погудят и улетят.

— В санитарную машину стрелять не имеют права, — уверенно сказал Зайченко. — Международное соглашение…

Он не закончил свою речь, потому что взорвалась бомба. Людей побросало друг на друга, оглушило. Зайченко тоже упал. Когда он поднялся, перед ним зияли дыры в стенах салона, пробитые кусками рваного железа. Еще взрыв! Людей снова подкинуло. Мотор чихнул и заглох.

— Да что ж они делают, злодеи? — спросил кто-то тоскливым голосом. — Второй раз ранили…

— Потерпи, родной, — пробормотала Оксана, чуть не плача.

Она стала заново перевязывать бойцов. Федя помогал ей. Кругом — стоны, скрип зубов, проклятия. На ладонь Феде Зайченко упала капля крови. Чья? Глянул на медсестру, а у нее пилотка пробита, юбка разорвана. Сама едва держится на ногах. Он заставил ее присесть, один добинтовал раненого.

И тут грохнул третий взрыв. Застучала пулеметная очередь. Федя Зайченко прижал руку к груди и стал медленно, очень медленно опрокидываться навзничь. На юном лице его застыло выражение бесконечного удивления Словно хотел в тот последний для себя миг понять: за что? За что его убили?

Оксана больше не владела собой — по щекам струились слезы. Не вытирая их, она распрямилась во весь рост. Стреляйте, фашисты!

Но вражеские самолеты развернулись и полетели прочь. Наверное, полагали, что с русских и так достаточно. Прибежал Устинов, которого выбросило из автобуса первой взрывной волной, поцарапанный, в синяках и ссадинах. Принялся хлопотать возле раненых.

— Где? — спросила его Оксана. Она уже не плакала — не было слез.

— Что где?

— Где мы находимся? Хочу знать, где это произошло.

— Красная поляна, — подсказал Октябрь. — Сестричка, меня бы еще перевязать…

В хуторе Курячем похоронили трех однополчан. Один из них был отважный разведчик, юный коммунист Федор Зайченко.

3

Сергей Иванчиков шагал в переднем ряду. Рядом с ним Барлит, Алейников, Козлов, Яценко, Свешников, Злой, Дорогих, Лихачев… Все насупленные. Уже Боково-Антрацит позади. Родные города и села еще дальше стали.

Так успешно сражались под Красным Лучом, а пришлось отходить. Пусть временно, но все же отступать. И главное без выстрелов: вроде бы добровольно… Не слышно пальбы. Даже самолеты преследовать перестали. Только потом, уже в подразделениях, ребятам объяснили, что противник пошел в обход, а комсомольский полк остался, как в мешке, под угрозой окружения.

До чего же тихо. Мертвая, давящая на психику тишина. Кажется, начнись стрельба — и то легче станет. Хоть ясно будет, где враг, с кем драться. Но ни выстрела. Скорее на восток, чтобы не попасть в плен. Лучше умереть в бою, чем в плену оказаться.

Горяча земля под ногами. Сверху солнце свирепо жжет, будто дотла спалить хочет. Почернели уж, обуглились, как головешки. Пить! До чего же мучает жажда.