Перешагнувшие через юность - [35]
Примчался санитарный автобус.
— Медсестра, примите раненого! — сказал санинструктор Устинов.
— Что с ним? — Оксана склонилась к носилкам, куда уложили раненого бойца. — Как тебя зовут?
— Октябрем, — отозвался он, сдерживая стоны.
— Где остальные?
— Я один был.
— Столько самолетов кружилось тут, что мы уж думали: многие пострадали…
Подошли товарищи раненого. Объяснили.
— Октя сообразил: нельзя бежать к своим окопам, раз «юнкерсы» напали. Представляете, что было бы с батальоном?
Комсомолец по имени Октябрь ни за что не хотел расставаться с батальоном. Но бедро ему прострелили, ходить не мог. И его понесли на носилках к автобусу.
— Черкасов! — закричал Октябрь. — Скажи нашим, что скоро вернусь! Слышишь, Черкасов?!
Оксана так и замерла на дороге. Растерянно оглянулась.
— Что стоишь? — налетел на нее Устинов. — Живо садись! Надо успеть, пока самолетов нет.
Подтолкнул ее к автобусу, где уже стояли носилки с раненым, помог сесть, забрался сам. И они поехали.
— Октя, — тихо позвала Оксана. — Скажи, пожалуйста, как зовут Черкасова? Ну, того, которому ты кричал…
— Павлик Черкасов.
«Он!» Сердце у нее сжалось, потом зачастило. Нашла все-таки! Нашла и тут же потеряла… Да когда же они, наконец, встретятся?
Кто-то застонал. Оксана встрепенулась. Принялась уговаривать раненых:
— Потерпите немножко, родные. Приедем скоро, недалеко уже.
О чем она только думает? У людей раны болят, столько крови потеряли; автобус подпрыгивает на кочках, беспокоит их. А она размечталась, как в мирное время. Но что сделаешь, если живет в ней это чувство, несмотря ни на что? Видно, никакой войне не убить любовь…
Автобус качнулся и помчался еще быстрее. Оксана приоткрыла дверцу, выглянула. Опять немецкие самолеты! Пролетают совсем низко, ну всего метрах в десяти от автобуса. Один, два, три!
— Что там, сестра? — спросил Зайченко.
Он не был ранен, просто торопился в штаб и попросил подвезти его. Сейчас Федя Зайченко сидел рядом с Октябрем. Пристально смотрел на Оксану. — Самолеты, да?
Оксана молча кивнула. Какой смысл скрывать, если слышно угрожающее гудение? Раненые забеспокоились. Федя прикрикнул на них:
— Там и наши есть, что паникуете!
Не было там наших. Ни одного. Но как успокоить беспомощных, истекающих кровью людей? В конце концов автобус санитарный, летчики видят это на таком расстоянии. Погудят-погудят и улетят.
— В санитарную машину стрелять не имеют права, — уверенно сказал Зайченко. — Международное соглашение…
Он не закончил свою речь, потому что взорвалась бомба. Людей побросало друг на друга, оглушило. Зайченко тоже упал. Когда он поднялся, перед ним зияли дыры в стенах салона, пробитые кусками рваного железа. Еще взрыв! Людей снова подкинуло. Мотор чихнул и заглох.
— Да что ж они делают, злодеи? — спросил кто-то тоскливым голосом. — Второй раз ранили…
— Потерпи, родной, — пробормотала Оксана, чуть не плача.
Она стала заново перевязывать бойцов. Федя помогал ей. Кругом — стоны, скрип зубов, проклятия. На ладонь Феде Зайченко упала капля крови. Чья? Глянул на медсестру, а у нее пилотка пробита, юбка разорвана. Сама едва держится на ногах. Он заставил ее присесть, один добинтовал раненого.
И тут грохнул третий взрыв. Застучала пулеметная очередь. Федя Зайченко прижал руку к груди и стал медленно, очень медленно опрокидываться навзничь. На юном лице его застыло выражение бесконечного удивления Словно хотел в тот последний для себя миг понять: за что? За что его убили?
Оксана больше не владела собой — по щекам струились слезы. Не вытирая их, она распрямилась во весь рост. Стреляйте, фашисты!
Но вражеские самолеты развернулись и полетели прочь. Наверное, полагали, что с русских и так достаточно. Прибежал Устинов, которого выбросило из автобуса первой взрывной волной, поцарапанный, в синяках и ссадинах. Принялся хлопотать возле раненых.
— Где? — спросила его Оксана. Она уже не плакала — не было слез.
— Что где?
— Где мы находимся? Хочу знать, где это произошло.
— Красная поляна, — подсказал Октябрь. — Сестричка, меня бы еще перевязать…
В хуторе Курячем похоронили трех однополчан. Один из них был отважный разведчик, юный коммунист Федор Зайченко.
Сергей Иванчиков шагал в переднем ряду. Рядом с ним Барлит, Алейников, Козлов, Яценко, Свешников, Злой, Дорогих, Лихачев… Все насупленные. Уже Боково-Антрацит позади. Родные города и села еще дальше стали.
Так успешно сражались под Красным Лучом, а пришлось отходить. Пусть временно, но все же отступать. И главное без выстрелов: вроде бы добровольно… Не слышно пальбы. Даже самолеты преследовать перестали. Только потом, уже в подразделениях, ребятам объяснили, что противник пошел в обход, а комсомольский полк остался, как в мешке, под угрозой окружения.
До чего же тихо. Мертвая, давящая на психику тишина. Кажется, начнись стрельба — и то легче станет. Хоть ясно будет, где враг, с кем драться. Но ни выстрела. Скорее на восток, чтобы не попасть в плен. Лучше умереть в бою, чем в плену оказаться.
Горяча земля под ногами. Сверху солнце свирепо жжет, будто дотла спалить хочет. Почернели уж, обуглились, как головешки. Пить! До чего же мучает жажда.
Изустная история вьетнамской войны от тридцати трёх американских солдат, воевавших на ней.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.