Перешагнувшие через юность - [32]

Черкасов и Иванчиков ударили одновременно из пулеметов по атакующим. Однако вслед за этими первыми с возвышенности начали спускаться длинные вражеские цепи. Удалось оттеснить их к лощинке, стреляя короткими очередями. Тут они и запутались в капканах из малозаметной проволоки, многие попадали. А из гнезд выпрыгивали «дедушки»-снаряды, превращенные саперами в грозные осколочно-заградительные мины. На высоте двух-трех метров они рвались и поражали ошеломленных немцев массой осколков.

Неприятельская атака была отбита.

2

В батальон прибыли командир и комиссар полка. Расспросили все подробно об атаке, узнали, кто из комсомольцев особенно отличился. Потом пошли по подразделениям вместе с Евтушенко и Юрасовым.

В седьмой роте задержались у боевого листка. Такой сразу в глаза бросается — яркий, выразительный. Любитель-художник Толя Греков нарисовал портреты героев роты. Похожи. Только все до одного улыбаются, даже те, кто в жизни хмур. И гитлеровцев он изобразил. Как раз тот момент запечатлел, когда они в проволоке путались. Редактор Миша Тарасевич описал по горячим следам, как была отражена атака.

Вечером Насонов и Демин отправились на передний край — хотели сами посмотреть, как действуют минеры. Ходили почти всю ночь. Присматривались к людям. Потом Насонов вернулся на командный пункт батальона, а Демин задержался.

Положив фуражку с черным околышем на подоконник, Насонов снял сапоги и прилег на лавке. Только сомкнул ресницы, как дверь распахнулась. Вошел сержант-пехотинец. Командир полка сел, борясь со сном.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

— Слушаю вас.

— Командир нашего полка просит зайти к нему по важному делу.

— Евтушенко! Сходите с Юрасовым, узнайте, что там такое.

Было довольно светло, потому что луна светила во всю. Облитые лунным светом, стояли вдоль садовой тропинки неподвижные сливы. В траве шуршали какие-то насекомые и никак не верилось, что эта прекрасная ночь — военная, что утром снова запахнет порохом и гарью.

Тропинка вывела Юрасова и Евтушенко к хате с часовым у крыльца. Навстречу вышел майор. Лицо — типично русское, широкое, с едва намеченными скулами. Он поздоровался, щелкнул портсигаром.

— Курите, пожалуйста. Эх, хорошо-то как на воле! Может, не пойдем в помещение, здесь поговорим? — Евтушенко и Юрасов согласно кивнули. Папиросы они не взяли — некурящие оба, и майор тут же загасил свою. — Значит, такое дело… Видели агитацию немецкую? Ну, буквы на горе величиной с оглоблю: «Переходите!» Призыв, так сказать. Так вот, мои разведчики воспользовались приглашением: взяли и перешли. Добрались до самого штаба полка, захватили «языка». И записку там на столе у них оставили: «Мы к вам перешли, но вас не нашли. А кого нашли, с тем обратно ушли». Они у меня веселые ребята…

— И что же? — спросил Евтушенко.

— Так вот, этот самый «язык» сообщил, что его начальство с садов глаз не спускают, оказывается. Приметили, где людей побольше скапливается. В общем, ждите налета. Готовьтесь.

— Спасибо, что предупредили! — горячо поблагодарили майора Юрасов и Евтушенко.

Они возвратились в батальон и обо всем доложили Насонову.

— Да… Надо менять расположение. — Он задумчиво потер щеку костяшками пальцев. — Пусть роты немедленно покинут старые места отдыха.

Седьмая и восьмая роты сделали это сразу. А девятая ничего не знала, потому что уже начало светать — ни пройти, ни проползти туда. В девятую связных посылали только глубокой ночью.

— Как же девятую-то предостеречь? — беспокоился Насонов.

— Разрешите сходить, — сказал Юрасов.

— И я пойду! — Замкомбата встал рядом с комиссаром. — Мне там надо участки заграждения принять. Новые показать, пока вы тут…

— Друг без друга ни на шаг! — засмеялся Демин. — Отпустим их, что ли, Михаил Александрович?

— Пусть идут, — Насонов тоже улыбнулся. — Братья-близнецы.

3

На перекатах реки Нагольной выступают из воды камни. Одни из них мокрые, скользкие, отшлифованные бока, другие, обращенные к солнцу, — высохли. По ним, по этим сухим сверху камушкам, в густых зарослях и перешли речку Евтушенко и Юрасов. Из-за кустов юго-западной окраины Дмитриевки отлично видны неприятельские позиции и снайперские точки перед ними, прикрытые маскировочной сеткой, забросанные бурьяном. Много ложных, поддельных, а настоящие в промежутках между ними. Их можно заметить, если подождать, когда оптический прибор, направленный контражур, блеснет, как зеркало.

Евтушенко не сводил взгляда с зеленой полянки, такой невинной на вид, прорезанной узкой удобной тропинкой. Прогулка по этой тропинке сулила удовольствий не больше, чем тонкая жердочка, перекинутая через пропасть. Снайперы держали открытую полянку под непрерывным наблюдением.

— Что будем делать, Данилыч? — Комиссар вопросительно взглянул на замкомбата.

— Оставайся здесь, а я проскочу. Вспомню, как бегал когда-то на школьных соревнованиях.

— Нет уж, рисковать, так обоим. Я ведь тоже в свое время бегал. В пограншколе.

Приготовились оба, и — рывок!

Тут же заполошно захлопали выстрелы. А кругом ни кустика, ни кочки. Трава мелкая, ровная, будто коврик ворсистый. На этот коврик и рухнул Евтушенко. Юрасов сгоряча перескочил через него. Однако тут же вернулся, схватил замкомбата в охапку и понес. Стреляли, не переставая. Только не задела их больше ни одна пуля — повезло, значит.